охапкам травинок, которые по моему знаку Глюмдальклич выложила на край стола. Каждая была размером с небольшой сноп, какие можно видеть в английских полях во время сбора урожая. Только снопы эти состояли всего лишь из травинок, собранных мною на лужайке.

— Вы бы не смогли разглядеть, насколько отличаются эти травинки, — сказала Глюмдальклич, обращаясь к обвинителю. — Но Грильдриг это сделал и покажет нам.

Я кивнул.

— И те, и другие травинки были сломаны, когда кто-то прошел по лужайке. Иные сломаны так, что понятно — на них наступили, — я показал на правую охапку. — Другие же, — я перешел к левой, — скорее, не сломаны, а согнуты. Вкупе с испачканными носками сапог господина Цисарта это указывает на то, что некто с тяжелой ношей приходил на лужайку и что его ношей было именно тело бесчувственного фрисканда.

— И как же, по-твоему, был опоен фрисканд? — спросил с недоверчивым видом августейший судья.

По моему знаку Глюмдальклич поставила на столик справа от меня кубок из комнаты Бедари. Я подошел к кубку. Похлопав по изящной ножке — она была толщиною с небольшую колонну, я сказал:

— Тут на самом дне сохранилась высохшая капля вина, которое пил в тот вечер дригмиг Бедари. Забравшись туда, я лишился чувств — ведь для меня нужно гораздо меньше дурмана, чем для… — я запнулся. — Чем для нормального человека. Слабые испарения способны погрузить меня в сон.

— Даже если мы поверим в то, что в вино примешан подозрительный настой, — возразил обвинитель, — это имеет отношение к дригмигу Бедари, но никак не к убитому.

— Имеет и к Цисарту, — ответил я. — Я докажу, — с этими словами я развязал мешок и вытащил из него кусок травинки, на котором красовалось большое бурое пятно. — Эту травинку я срезал во время осмотра места преступления. Там, где лежал убитый фрисканд. А точнее — там, где находились его губы.

— Губы? При чем тут губы?

— При том, что в момент смертельного удара на губах лежащего ничком Цисарта выступила кровавая пена, — я указал на бурое пятно. — Это пятно пахнет точно так же, как и остаток вина в кубке дригмига Бедари. Таким образом, я утверждаю: во-первых, фрисканд Цисарт не пришел в парк, а был туда принесен в состоянии бессознательном. Он был одурманен подмешанным в вино настоем. Убийца принес его в парк, положил на лужайку и затем ударом шпаги убил его. Это подтверждается не только остатками вина с добавленным в него дурманом и следами в парке, но и состоянием орудия преступления.

Король молчал продолжительное время.

— Что же, — наконец, произнес он, — по отдельности сообщенные сведения не могут служить подтверждением сказанному, но в совокупности наличие дурмана в вине и грязь на острие шпаги, думаю, могут служить серьезными доказательствами правоты Грильдрига.

— Но почему все описанное не мог и в самом деле сделать Бедари? — спросил обвинитель. — Предположим, наш маленький… э-э… рельплюм сколькатс прав. Я готов признать, что фрисканд Цисарт был приведен в бесчувственное состояние соком этикортов. Но почему нам нужно искать столь изощренного преступника, который опоил еще и дригмига и воспользовался его шпагой… Мне представляется… — он вышел из-за кафедры и слезал широкий жест, от чего края прокурорской мантии взметнулись ввысь, подняв настоящий вихрь. — Мне представляется вот какая картина. Подсудимый, опасаясь поединка с таким мастером фехтования, каким был покойный Цисарт, действительно опоил его дурманом из этикортов. И затем именно он отнес фрисканда на парковую лужайку, бросил его в траву и убил — именно так, как об этом нам сообщили госпожа защитница и ее советчик. И мы можем поблагодарить их за это. Только убийца воспользовался не чужой шпагой, а своей. Потому что убийцей был подсудимый.

— Зачем же он оставил свою шпагу на месте преступления? — воскликнула Глюмдальклич.

— Его спугнули, — ответил обвинитель, небрежно махнув рукой. — Он бежал, чтобы не быть застигнутым на месте преступления с орудием убийства в руке.

— В вашем рассуждении есть один изъян, — заметил я.

Прокурор презрительно усмехнулся, не удостоив меня ответом.

— Какой изъян? — спросил монарх.

— Дригмиг Бедари намного выше убитого, — ответил я. — Его рост составляет полтора люнга. Измерив тело убитого, мы увидим, что он был ниже дригмига как минимум на целых двадцать мирлюнгов, — с этими словами я указал на укрытое черным полотном тело фрисканда Цисарта.

— Ну и что? — обвинитель хмыкнул. — При чем тут рост подсудимого? Какая нам разница — был он выше Цисарта или ниже? Когда его приговорят к смерти, палач легко устранит эту разницу.

В ответ на эту грубую шутку среди зрителей раздались одобрительные смешки. Глюмдальклич же побледнела и крепко сжала руки.

— Тот, кто притащил тело на лужайку, был ниже фрисканда, — объяснил я, оставляя шутку без внимания. — Поэтому носки сапог убитого запачкались травяной зеленью. Он цеплялся ногами, пока убийца нес его к месту преступления. Если бы его нес на себе дригмиг Бедари, сапоги Цисарта остались бы чистыми.

После этих слов в зале воцарилось полное молчание. Прокурор нахмурившись смотрел в пол. Монарх пребывал в глубоком раздумье.

Наконец он ударил посохом в пол и сказал:

— Речь Грильдрига убедительна, следует это признать. Я склоняюсь к тому, чтобы признать дригмига Бедари невиновным в убийстве фрисканда Цисарта.

Я облегченно вздохнул, Глюмдальклич с радостной улыбкой прижала руки к груди, а юноша уже готов был покинуть свое место за мощным барьером. Но тут обвинитель вскинул голову. Он явно не собирался сдаваться — тем более какому-то рельплюму сколькатсу, игре природы!

— Ваше величество, — сказал прокурор сухо. — Я тоже готов признать убедительными слова, сказанные этим существом, Грильдригом. Но отпустить обвиняемого на основании только этих слов, оправдать его мы можем в одном лишь случае: если госпожа защитница и ее помощник назовут нам истинного преступника. Таков закон. Убитого из судебной палаты надлежит отнести на кладбище. Это возможно лишь в случае осуждения убийцы.

10

Что ж, я был готов к этому разговору. В ответ на вопросительный взгляд короля, я ответил:

— Я попробую назвать имя истинного преступника. По моим предположениям, он тоже находится здесь, в судебной палате. — И, не обращая внимания на внезапно поднявшийся ропот, продолжил: — Ваше величество, мы знаем о преступнике не так мало. Во-первых, он должен был знать о ссоре дригмига Бедари и фрисканда Цисарта.

Король кивнул.

— Во-вторых, — сказал я, заложив руки за спину и прохаживаясь между шпагой и кубком, — он должен был я тать и о примирении фрисканда и дригмига. И, наконец, в-третьих, как я уже заметил, он должен был быть ниже ростом, чем