Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выговорившись, королева Тира замолчала, но глаза её продолжали метать молнии злобы и ненависти. Губы затряслись от возбуждения, и она отвернулась от присутствующих, чтобы скрыть обезображенное яростью лицо.
Только один человек мог и имел право сейчас говорить, и Тореборг — посланец короля Дании и его главный помощник в тайных делах взял слово:
— Моя королева… Но Квиг не был ни датчанином, ни норвежцем, он — преступник и убица, нидаросский волк-оборотень… Своей близостью он унизил тебя и сделал врагом в глазах короля Олава. Квиг был всего лишь неуправляемым злом…
— За-мол-чи-и! — не оборачиваясь, бросила Тира, цедя слова сквозь зубы. — Он… Он один оказался проворнее, решительнее, безжалостнее и хитрее вас всех, вместе взятых. Мне всё равно, кого он убивал для себя — для меня он бы сделал больше: умертвил десятки и сотни, даже не поморщившись… А потом я бы решила, как с ним поступить и, как отправить ненужного на тот свет.
Набравшись смелости, в разговор вступил Орм Ульфссон:
— Ваше величество, хладирцы — люди ярла Эйрика уже собрались на моём постоялом дворе. Оружие и лошади доставлены последним кораблём, луков и стрел в достатке. Мы готовы умереть за тебя, королева Тира.
— А короля Олава вы готовы убить? — перебила речь простолюдина королева. — Вы все богаты обещаниями, но никто ещё не доказал свою верность на деле.
Оба норвежца потупили взоры и онемели — им нечего было возразить: слишком неожиданно прозвучал главный вопрос, на которыЙ требовался немедленный ответ.
— Когда? — Тореборг оборвал затянувшуюся паузу и вернул собеседников к действительности.
Королева Тира резко обернулась к своим единомышленникам, наконец, справившись с приступом раздражительности, но волны внутренней бури ещё не покинули её.
— И это я тоже должна определить сама? — теперь в словах женщины звучала усталость от беседы, от необходимости личного выбора и ответственности за него. Но такие решения венценосная персона должна принимать единолично и без тени сомнения, тщательно скрывая нерешительность или пряча её в самый дальний уголок души.
— Я дам знак, когда наступит подходящий момент… — произнесла Тира, тщательно подбирая слова. — Дания никогда не станет ни лоном, ни ложем для Норвегии — вот каким будет мой словесный знак. Запомните эти слова! У меня нет другого выхода — или я стану настоящей королевой, или меня вовсе не станет. Никем я жить не смогу. Моим хускарлам-телохранителям и воинам-датчанам всегда находиться подле моей особы. Оружие держать тайно, но быть готовыми пустить его в ход немедленно! Нашим союзникам норвежцам всегда оставаться наготове поддержать действия датских сил. Стеречь ворота Нидароса, чтобы ни один мой враг не ушёл. И Олава Трюггвасона не теряйте из вида, чтобы он там не задумал. Встретимся завтра утром. Теперь каждый знает своё место. Всё! Вы свободны, слуги мои.
Помощники королевы, почтительно поклонившись, тихо удалились. Так же тихо закрылись и двери. И тут внутреннее напряжение покинуло Тиру — она во весь рост упала на меховую постель. Эту женскую слабость никому не суждено было увидеть. Решение оказалось принято слишком дорогой для Тиры ценой… Слёзы душили королеву, давая выход отчаянию. С королевской кровью Тира унаследовала и королевскую гордость, родовую жёсткость и непокорность. Ей никогда не говорили, что она — женщина, что она — слабая и зависимая, но Тира, пройдя немалый жизненный путь, всё же ей оставалась. Мужество — мужчинам, женщинам — решительность и терпение в достижении собственных целей, умение ждать подходящего момента для их воплощения в жизнь. Завтра она предстанет перед Господом, чтобы отдать свою независимую гордость другому человеку — мужчине. А что останется ей самой? И будет ли она тогда прежней Тирой? Слёзы скоро высохли, сердце забилось ровнее и дышать стало легче, а сомнения ушли навсегда. И в тишине королевского покоя раздались слова облегчения:
— Завтра… Или никогда!
Глава 17
17. Венчание.
Это утро выдалось бодрым и каким-то особенным. Белыми, пушистыми хлопьями падал первый снег. Зимняя прохлада ещё не обратилась стужей или метелями. В этот памятный день Нидарос проснулся раньше обычного: в рассветный час уже слышались голоса людей и звуки пробуждения животных — мычание, блеяние и собачий лай; над крышами домов серыми облаками повис дым разожжённых очагов; движения множества людей — из дома во двор и обратно, наполнили звуками жизни сам Нидарос и его окрестности. Сегодняшний день должен был стать праздником для всех горожан и жителей застенья. Венчание королевской четы — большое событие даже для столицы. Явление важное для всех её слоёв и носителей вероисповедания. И язычники, и христиане считали себя в праве участвовать в этом городском действе. Малоимущих и людей среднего достатка после церковной службы будут ждать пиршественные столы и бочки королевского пива. В отведённое для этого место уже свозили дрова, обустраивали вертела, подвозили доски для сооружения длинных пиршественных столов, на скотобойне уже отбирали животных для всеобщего праздника.
Скоро минет три года, как Нидарос считал себя христианской столицей Норвегии. Но обряд венчания — заключение брака перед Господом и под его покровительством ещё по-настоящему не прижился. А само латинское слово "nuptiae", как венчание, было для нидаросцев внове, потому использовалось редко и преимущественно самими христианами, прошедшими этот церковный ритуал. В народе данное событие называли просто — "высокое время" — Хёй тид. Дело происходило обыкновенно поздней осенью, когда полны житницы и погреба, когда наступает время покоя и для поселянина, и для моряка. В случаях, когда брак заключался в среде простолюдинов или состоятельных горожан, сама невеста приглашала гостей на свадебное торжество, но, если или жених, или невеста оказывались знатного рода, молодые назначали лиц из числа своих