Помните, как вы расспрашивали меня про Криса Норвуда тогда в мае? Не знаю, интересуют ли вас все еще те компьютерные кассеты, о которых мы говорили, но они нашлись здесь, у нас на фабрике-кухне. Мы разбирали раздевалку перед тем, как ее красить, и нашли сумку, которая была вроде бы ничья. Я в нее заглянул, и в ней была пачка рукописных листов и три кассеты. Я хотел их послушать на своем магнитофоне, потому что на них не было никаких ярлыков, но там не оказалось ничего, кроме скрипа и визга. Ну, и один мой приятель, когда услышал, сказал, чтобы я их не выкидывал, а то я собирался, но он сказал, что это компьютерный шум. И я отнес их к Дженет, чтобы посмотреть, что там такое, но она сказала, что старый компьютер поменяли, потому что он был слишком маломощный для нашей фирмы, и у них теперь какая-то штука с дисками, а кассеты к нему не годятся.

И тут я вдруг вспомнил про вас и обнаружил, что у меня остался ваш адрес, и я решил узнать, не те ли это кассеты, про которые вы говорили. Бумаги я сразу выкинул, так что они пропали, но если вам нужны эти кассеты, пришлите мне десятку за труды, и я вам их перешлю.

Искренне ваш, Винс Аккертон.

Письмо Джонатану Дерри от душеприказчиков миссис Морин О'Рорке.

1 сентября Уважаемый господин!

Мы возвращаем письмо, отправленное Вами миссис О'Рорке, вместе с присланными Вами тремя кассетами.

К сожалению, миссис О'Рорке тихо скончалась во сне за три дня до того, как был получен Ваш дар. Поэтому мы сочли, что содержимое посылки по праву принадлежит Вам, и возвращаем его.

Искренне Ваши, адвокатская контора «Джонс, Пирс и Блок».

Письму Джонатану Дерри от отборочной комиссии Университета Восточной Калифорнии.

Лондон 20 октября Уважаемый мистер Дерри!

Имеем честь сообщить Вам, что в результате собеседования, имевшего место в Лондоне на прошлой неделе, Вам предложено место преподавателя на кафедре физики сроком на три года. В течение первого года Вам будет выплачиваться жалованье второй категории (таблица ставок прилагается). Позднее ставка будет пересмотрена.

Предполагается, что Вы приступите к работе с 1 января. Ждем Вашего подтверждения о согласии.

Дальнейшие детали и инструкции будут присланы Вам вместе с официальным уведомлением о приеме на работу.

Добро пожаловать в наш университет!

Ланс К. Баровска, доктор наук, председатель отборочной комиссии факультета естественных наук, Университет Восточной Калифорнии.

Письмо от Гарри Гилберта в брокерскую контору Марти Голдмена.

15 октября Дорогой Марти!

Ввиду того, что произошло, прошу тебя считать наш договор о передаче имущества расторгнутым. У меня, дружище, просто не осталось сил завоевывать новые империи. Теперь, когда Анджело приговорен к пожизненному заключению, мне просто нет смысла приобретать все твои брокерские конторы. Ты ведь знал, что я хотел их приобрести для него — по крайней мере, для того, чтобы он ими распоряжался.

Я знаю, что у тебя были и другие предложения, так что, надеюсь, ты не станешь требовать с меня компенсации.

Твой старый друг Гарри.

Отрывок из частного письма начальника тюрьмы Олбани в Паркурсте, на острове Уайт, его другу, начальнику тюрьмы Уэйкфилд в Йоркшире.

Ну вот, Фрэнк, на этой неделе мы отпускаем на поруки Анджело Гилберта. И, скажу тебе по секрету, мне это ужасно не по душе. Я бы выступил против этого, но он отсидел уже четырнадцать лет, и группа реформаторов из общества по борьбе с преступностью очень настаивает на том, чтобы освободить его. Не то чтобы этот Гилберт открыто проявлял агрессивность или хотя бы недовольство: в последние два года он так энергично добивался, чтобы его освободили, что был тише воды ниже травы.

Но ведь ты знаешь, что среди них попадаются типы, в которых никогда нельзя быть уверенным, как бы тихо они себя ни вели. И у меня такое ощущение, что Гилберт как раз из этой породы. Помнишь, когда он сидел у тебя, лет пять тому назад, у тебя было такое же чувство. Наверно, держать его за решеткой до конца жизни невозможно; но я молю бога, чтобы он не пристрелил первого же человека, который встанет ему поперек дороги. Ну, Фрэнк, до встречи!

Дональд.

Я положил руку на грудь Касси.

— Нет, Вильям! — сказала она. — Не надо.

— А почему? — спросил я.

— Потому что мне не нравится заниматься этим два раза подряд, без перерыва. Ты же знаешь.

— Ну дава-ай! — протянул я.

— Нет.

— Лентяйка! — сказал я.

— А ты ненасытный!

Она сняла мою руку со своей груди. Я положил руку на прежнее место.

— Ну дай хоть подержусь! — сказал я.

— Нет! — Она снова сбросила мою руку. — У тебя одно без другого не бывает. Я пойду налью себе соку и приму душ. И ты вставай, а то опоздаешь.

Я перевернулся на спину и смотрел, как она ходит по комнате — высокая, худая, с очень длинными ногами. Даже сейчас, в своей угловатой наготе, она обладала неким шармом, который нравился мне в ней с самого начала: ярко выраженной независимостью, отсутствием необходимости к комуто прислоняться.

Свои комплексы, если у нее таковые имелись, она очень хорошо скрывала, даже от меня. Касси спустилась вниз и вернулась с двумя стаканами апельсинового сока.

— Вильям, кончай глазеть! — сказала она.

— А мне нравится!

Она вошла в ванную, отвернула краны и вернулась обратно, чистя зубы.

— Уже семь! — сообщила она. — Да я и сам вижу.

— Если ты через десять минут не отправишься на тренинг, тебя выкинут с твоего тепленького места.

— Ничего, подождут.

Однако я все же встал и первым проскочил в ванную, залпом выхлебав по дороге свой сок. «А я все-таки везучий, — думал я, намыливаясь. — У меня есть Кассандра Моррис, замечательная девушка. Мы вместе уже семь месяцев и с каждым днем все больше нравимся друг другу. У меня есть работа, какую мало кому удается отхватить в двадцать девять лет. У меня есть деньги — достаточно, чтобы купить настоящую машину, а не какую-нибудь никому не нужную развалюху, ездящую на соплях и на честном слове».

Старую мечту сделаться жокеем я благополучно похоронил, хотя сожаления, наверное, будут мучить меня до конца дней. Не то чтобы мне так и не пришлось поучаствовать в скачках: я в них участвовал, и не раз, сперва как любитель, потом и как профессионал, с шестнадцати до двадцати лет. За это время я выиграл восемьдесят четыре стипль-чеза, двадцать три скачки с препятствиями и непрестанно страдал оттого, что непрерывно расту. Когда я дорос до шести футов одного дюйма, я упал на скачках и сломал ногу. Три месяца пролежал на вытяжении и за это время вырос еще на два дюйма.