что на нем новая, еще не стиранная сорочка, да еще из такого материала, какой он никогда не носил. Я вспомнила, что когда на свободе Юлек, бывало, надевал новую рубашку, то всегда его либо арестовывали, либо начинала разыскивать полиция. Сам он этому совпадению совершенно не придавал никакого значения. «Это чистая случайность», – твердил он. Но я, в постоянной заботе о нем и для успокоения души, отвозила новые рубашки в Пльзень, к отцу. Он носил их до первой стирки. Юлек надо мной смеялся, но я не уступала. И вот теперь он получил новую сорочку. Она была явно не от родителей и не от Лиды. Они знали историю с рубашками и поэтому наверняка не послали бы новую. Мне удалось улучить мгновение и спросить Юлека, откуда у него рубаха, кто ее прислал. «Не знаю», – пожал он плечами. Мы долго ломали голову, но отгадать не могли. Только когда меня перевели в тюрьму на Карлову площадь, я узнала, что заботу о Фучике проявили Роганы.

В конце сентября 1941 г. Гитлер назначил палача Гейдриха «имперским протектором» Чехии и Моравии. Свое вступление на этот пост Гейдрих ознаменовал введением осадного положения. Были арестованы и казнены многие чешские патриоты, среди них и наши товарищи, которые работали еще во времена буржуазной республики в редакции «Руде право», – Ян Крейчи, Вацлав Кржен, Франтишек Кржижек, Вратислав Шантрох. Нас глубоко опечалила гибель друзей. Тяжко было сознавать, что их уже нет в живых. А тут еще новые имена казненных – казначей Пражского краевого комитета партии товарищ Власта Гакен и наш близкий друг редактор «Творбы» Курт Конрад. На Юлека всегда тяжело действовало известие о смерти знакомого человека. Каково же было ему теперь, когда на нацистских эшафотах умирали люди, с которыми

Фучик многие годы вместе работал! Но и в этот грозный час Юлек не впал в отчаяние. Напротив, еще решительнее повел он борьбу с врагом. Только тот, кто умеет беззаветно любить, умеет и сильно ненавидеть. Перо Фучика поведало людям о его глубокой любви к нашему народу.

В октябрьском номере «Руде право», в передовой статье «Мы были и будем!», Фучик писал: «Даже страшное неистовство гитлеровских палачей после введения осадного положения ничего не изменит в несокрушимой решимости всего нашего народа еще теснее сомкнуть ряды и выстоять в справедливой борьбе против чудовищных попыток физически истребить наш народ».

С первой половины сентября 1941 г. в Чехии и Моравии протекторатным газетам был объявлен бойкот, он принял широкие размеры всенародной акции. Газеты почти никто не покупал. Чешские писаки, которые снюхались с нацистами, пришли в ужас. «Это погибель, к которой катится наш народ. Лишившись своих газет, народ неминуемо пропадет». Так лгали эти людишки в то время, как настоящие журналисты-герои бесстрашно умирали от рук фашистских оккупантов. В адрес подлых, продавшихся нацистам журналистов Юлек в октябрьском номере подпольной «Руде право» писал: «Эти мерзавцы действительно прилагают все усилия, чтобы чешский народ погиб. А потому пытались лишить его истинно народных газет. Именно поэтому они превратили газету «Чешское слово» в «Слово Геббельса», «Национальную политику» в «Политику Геббельса», «Труд народа» в «Работу на Геббельса». Однако чешский народ не погибнет, ибо имеет свои газеты. Они создаются в подполье, пишутся и печатаются в неимоверно тяжелых условиях. Подпольные газеты, вероятно, не блещут красотой оформления, но зато отличаются своей правдивостью. Поэтому наш народ читает их, за это он любит их и распространяет. Это его газеты».

В сентябре готовилось воззвание Центрального Комитета Коммунистической партии Чехословакии. У Высушилов Юлек вел долгие беседы с Карелом и с «дядюшкой». Потом целые дни напряженно работал над составлением воззвания, которое затем прочитал мне. Фучик стремился к тому, чтобы каждая фраза была предельно ясной, а дух воззвания воинственным. Набросав проект, он вновь советовался с Карелом и «дядюшкой», опять были дебаты, замечания, поправки. У меня сохранились два варианта фучиковского проекта воззвания.

Когда проект был утвержден, он стал воззванием не только Центрального Комитета Коммунистической партии, но и Центрального Комитета Чехословацкого национального сопротивления в стране. «Граждане Чехословакии, – говорилось в воззвании, – наша судьба находится ныне в наших руках. Будущее нашей страны, будущее каждого из нас зависит от того, каковы теперь будут наши действия… Доблестная и хорошо вооруженная Советская Армия решительно перечеркнула молниеносную стратегию Гитлера и развеяла легенду о непобедимости его военной машины… За каждый день подлого существования Гитлера мы все платим кровавую дань, а поэтому все мы и всеми силами должны ускорить его гибель. Да, все!.. Ибо перед лицом смерти, которой Гитлер нам грозит, нас ничто не разделяет. Нацизм хочет стереть с лица земли все чешское – все чешское обязано восстать, дабы уничтожить нацизм!.. У каждого из нас есть один враг: Гитлер! У каждого из нас есть одна-единственная цель: жизнь и свобода нашего народа!»

В воззвании также говорилось, что Центральный Комитет Коммунистической партии Чехословакии и Центральный Комитет Чехословацкого национального сопротивления решили создать в стране единый Центральный национально-революционный комитет Чехословакии и призывают всех граждан к повсеместной организации единых комитетов, которые станут руководящими органами политической борьбы за свободу и независимость Чехословакии. «Только в борьбе, совместной борьбе, – заключает воззвание, – мы победим! А потому все на борьбу!.. Да здравствует свободная Чехословакия!»

В октябре 1941 г. в Чехии забастовали горняки, текстильщики, металлисты. Рабочие добивались повышения заработной платы и увеличения продовольственных пайков. Эти события освещались в «Руде право».

Глава XIX. Арест

После ареста первого Центрального Комитета Компартии был создан в июле 1941 г. новый, второй Центральный Комитет, который немедленно приступил к работе. В «Репортаже с петлей на шее» Юлек писал: «В начале сентября 1941 года мы могли впервые сказать, что добились первых успехов. И хотя мы не восстановили разгромленную организацию (до этого было далеко), во всяком случае, опять существовало прочно организованное ядро, которое могло, хотя бы частично, выполнять серьезные задания. Возрождение партийной деятельности сразу сказалось. Рос саботаж, росло число забастовок на заводах. В конце сентября Берлин выпустил на нас Гейдриха.

Первое осадное положение не сломило возрастающего активного сопротивления, но ослабило его и нанесло партии новые удары…

Но после каждого из таких ударов становилось еще очевиднее, как несокрушима партия. Падал боец, и если его не мог заменить один, на его место становились двое, трое. В новый, 1942 год мы вступали уже с крепко построенной организацией; правда, она еще не охватывала всех участников работы, далеко не достигла масштабов февраля 1941 года, но была уже способна выполнять задачи партии в решающих битвах…»[43]

24 апреля