Была у нее, как вскоре выяснилось, еще одна причина цепляться за любую возможность выйти на волю. Тогда как-то о подобных вещах никто не задумывался, поскольку это не в компетенции органов. Но если бы кто-то подобное предположил, вся комбинация сразу бы упростилась и облегчилась. Но не буду забегать вперед.

Итак, пока Ульяна сидела в камере, я организовывал мероприятия в другом направлении: наши сотрудники собирали на Волощук всевозможные характеристики. Она ведь проводила работу, результатом которой станет подтверждение абсолютной лояльности задержанной к советской власти! Только у нас как все происходит, вы же в курсе дела? Ну, если кого-то задержала милиция или другие компетентные органы, по месту работы и проживания человека всегда найдутся те, кто на всякий случай от него открестится. Раз уж арестовали гражданина или гражданку, значит, есть за что. И айда вспоминать грехи: то дорогу не в том месте перешел, то рубль одолжил и не отдал, то джинсы купил с переплатой… Ну, тогда, понятно, джинсов не носили, это я вам поясняю — времена хоть и меняются, а люди — нет.

То есть на Ульяну Волощук ее руководство сначала хотело писать отрицательную характеристику. Хотя каких собак на нее навешать, никто толком не представлял. И в этом направлении провели осторожную работу. Кому надо намекнули: все отзывы о Волощучке должны быть только положительными, а все, от кого это зависит, должны ее защищать. За это, мол, никому ничего не сделают. Вы не думайте, в послевоенное время народ еще жил по военным законам, хотя они давно уже не действовали. Люди, особенно на Западной Украине, до сих пор находились под влиянием бандеровской пропаганды и не до конца понимали: советской власти бояться не надо, она — для народа, она — друг, безусловно.

Среди прочего, действия с нашей стороны имели далекий прицел: после освобождения Ульяна не должна чувствовать подозрительного отношения к себе. Наоборот, те, от кого она зависит, должны понимать: Волощук — наш человек. А значит, должна пользоваться полным и безусловным доверием. Когда связная это почувствует, то окончательно, по нашему расчету, успокоится — и скорее выведет нас на Данилу Червоного.

Главное же действие разворачивалось, конечно, в камере, где находилась Ульяна. Нашими стараниями там оказалась одна молодая женщина, назовем ее Юстиной, которая не особенно скрывала свою связь с оуновским подпольем. По легенде, ее взяли в Киверцевском районе, держали там, потом перевели сюда, в Луцк, в область, где следствие по ее делу продолжалось. Думаю, вряд ли нужно объяснять: сотруднику с такой легендой, как у Юстины, разрешили говорить все. Она сразу собрала вокруг себя единомышленниц из числа сокамерниц. Однако Ульяна Волощук, как докладывали мне, держалась именно так, как и предполагалось: не проявляла к Юстине никакого интереса. Ведь она за решеткой по недоразумению, настроений Юстины не разделяет, значит, на эти разговоры не ведется.

Но наша Юстина имела немалый опыт подобной работы. Поэтому свое представление сыграла грамотно, точно знала, как сделать, чтобы в определенный момент напряженная до предела Волощучка почувствовала с ее стороны фальшь. И вот здесь Ульяна насторожилась, так как поняла: Юстина — выражаясь их терминологией, провокатор. Вот только предупредить об этом Волощук не может — не имеет права, не рискует довериться ни одной из сокамерниц. А то кто его знает: вдруг в ситуации, когда каждый сам за себя, какая-нибудь женщина возьмет да и доложит о странном поведении комсомолки, которая вся из себя вроде невинную корчит, а сама интригует, партизанит, не знаю, как это еще назвать… Словом, вы поняли, я думаю.

Когда мне доложили, что Ульяна напряжена до предела и заметно борется сама с собой, чтобы настоящая сущность не проявилась, даю команду на финальную сцену: Юстина потихоньку договаривается с одной девицей, задержанной за антисоветскую агитацию, чтобы та передала на волю записку, или, как у них говорили, штафетку. А та не только согласилась, но и рассказала, кому эта цидулка пойдет. Назвала несколько фамилий, известных Ульяне. Естественно, Юстина позаботилась, чтобы Волощучка могла разговор подслушать. Ага, я не сказал — та, с которой Юстина договаривалась, тоже работала на МГБ. Правда, на вербовку пошла уже здесь, в тюрьме, в обмен на обещание, что ее семью не переселят, когда она получит срок, да и амнистию вскоре пообещали. Времена такие были, требовали договариваться с теми, кто признал свои ошибки, а также силу и справедливость советской власти. Тех, кто шел на сотрудничество, власть всегда старалась поддерживать, да и теперь ничего не изменилось.

Фокус был в том, что та девица и правда знала фамилии некоторых бандеровских сообщников, которых мы из оперативных соображений держали пока под присмотром, а Ульяна тоже этих людей знала. На самом деле в то время для меня не имело значения, есть у этих лиц связь с Червоным или нет: все равно через Ульяну на него выйти проще, а ставку мы сделали именно на нее. Вероятно, Волощук и была цепочкой, связывавшей луцкую группу, в которую она входила, с Данилой Червоным и его группой в лесу. Так или иначе, Ульяна поняла: провокаторша Юстина поймала в ловушку менее опытную женщину, и помешать этому никак нельзя, не раскрывшись.

Возможно, Волощук все-таки решила бы раскрыться на свой страх и риск, наверное, уже готовилась снять с себя маску невозмутимости. Вот тут настал, как говорится, ее час: через несколько часов после того, как две наши секретные сотрудницы разыграли перед Ульяной небольшой спектакль, ее наконец-то вызвали из камеры к следователю и отпустили с миром. И подчеркнули: да, произошла досадная ошибка, товарищ Волощук — кадр проверенный, вон, сколько народу за нее ручается, все почетные, партийные, известные, безупречные…

В целом операция в тюрьме длилась четверо суток и прошла максимально интенсивно.

А дальше все получилось совсем неинтересно.

Я лелеял надежду, что Ульяна Волощук — не сразу, конечно, но очень скоро — после своего освобождения начнет искать Червоного, чтобы сообщить: луцкая группа под наблюдением, надо остерегаться провокаций и ловушек. Несомненно, самих членов группы она тоже нашла бы способ предупредить об опасности, ведь бандеровцы в лесу должны тоже знать это, чтобы помочь своим сообщникам незаметно уйти из города. Обложили Волощучку плотно, предельно осторожно и максимально незаметно. Едва ли не две трети личного состава луцкого областного управления привлекли к операции.

А Данила Червоный взял и сам пришел.

Точнее, с ним было еще трое, их конспиративно сняли возле Ульяниного дома. Всех четверых, вместе, без единого выстрела — вот чем я лично горжусь до сих пор. Позже стало известно: Червоный был в курсе, что его подругу арестовали, и, когда узнал, что она вышла, и быстро убедился — выпустили за отсутствием доказательств, проверяли тщательно, подозрения сняты, собственной персоной объявился. Так спешил обнять свою милую, что не позаботился об элементарной осторожности.

Знаете, почему именно так он поступил? Оказывается, Ульяна была беременна.

Срок небольшой, месяца два. Поэтому никто ничего не замечал, медики задержанную не обследовали, сама она в Луцке к врачу не ходила: это ж объяснять надо, от кого да как, кто отец… По всем подсчетам, в конце февраля это произошло. Или сразу в начале марта. Засиделись парни в своих крыйивках, весна, молодые же все, здоровые, да еще и прибавьте сюда любовь — у бандеровцев она тоже случается, вы не думайте…