мужчина вышел из тени и впервые дал знать Эстер о своем присутствии. Он подошел, но не представился. Это был пожилой мужчина, высокий, худощавый. В его голубых глазах, казалось, горел огонь, когда они встретились с глазами Эстер. Узнавание вспыхнуло в ней с такой силой, что у нее подкосились колени.

Он посмотрел на нее сверху вниз и сказал:

— Я сожалею о кончине вашей тети. Кэтрин Уайатт была доброй христианкой. Правое дело потеряло доблестного солдата, нам будет ее не хватать.

Искренность в глазах мужчины настолько поразила Эстер, что она смогла только прошептать:

— Спасибо вам. Я тоже скучаю по ней.

Гален обратился к ней тихим голосом.

— Пойдем, малышка, дадим им закончить свои дела.

После этого Гален повел ее обратно в гостиную, и Эстер сразу же села на один из стульев с расшитой спинкой. Ее руки все еще дрожали. Она спросила:

— Мужчина с голубыми глазами, кто это был?

— Джон Браун.

Ответ на секунду лишил ее дара речи.

— Не тот ли это Джон Браун из Осаватоми?

— Да, он самый.

— Гален, он тот спекулянт, который увез меня из Каролины.

— Тогда я навеки у него в долгу…

Мягкость его слов задела ее за живое. Ей пришлось заставить себя сосредоточиться.

— Почему он здесь?

Затем, вспомнив о хороших манерах, добавила:

— Прошу прощения, это действительно не мое дело.

— Он путешествует по стране, собирая поддержку для войны.

На лице Эстер отразилось удивление.

— Война? Когда?

— Позже в этом году. Он хочет напасть на правительственный арсенал в Вирджинии и вооружить рабов в надежде ввергнуть нацию в войну.

— Удастся ли ему это?

Гален пожал плечами.

— Кто знает. Я не уверен, как и Ламберт, Де Батист или Дуглас, если уж на то пошло. Старик говорит, что у него есть новобранцы, но никто не уверен в их истинном количестве.

Эстер задумалась над этим поразительным открытием. Мог ли Джон Браун на самом деле уничтожить рабство? Рейд Брауна в Мичигане в декабре прошлого года с целью освобождения одиннадцати рабов был признан одним из самых смелых событий в истории борьбы с рабством. Браун и его небольшой отряд совершили с беглецами 2500-мильный переход через всю страну в Канаду, несмотря на упорное преследование со стороны властей штата и федеральных властей. К погоне присоединились и ловцы рабов, мотивированные вознаграждением в три тысячи долларов, предложенным губернатором Мичигана Стюартом за арест Брауна. Путешествие длилось три изнурительные недели, но с помощью дорожных агентов-квакеров в Айове, друзей Алана Пинкертона по железной дороге в Чикаго и членов Детройтского ордена беглецы благополучно добрались до Канады королевы Виктории.

— Ты поможешь ему? — спросила Эстер.

— Насколько это в моих силах, — ответил Гален.

— Зачем ты познакомил меня с ними? Их присутствие здесь — это не та информация, которой стоит делиться.

— Я знаю об этом, но я хотел, чтобы ты встретилась с ними, чтобы они знали тебя. Если со мной что-нибудь случится, и ты окажешься в опасности, не стесняйся обратиться к ним.

— Гален, за мной не нужно присматривать.

— В какой-то момент нашей жизни за всеми нужно присматривать.

— Но они ничего обо мне не знают. Почему они должны взять меня под свою защиту?

— Потому что я попросил их об этом в качестве одолжения.

— Они стольким обязаны тебе?

— Мы все стольким обязаны друг другу.

Эстер посмотрела ему в глаза и увидела в них серьезность. Она поняла, что он говорит искренне.

— Обещай мне, что ты разыщешь их, если возникнет необходимость.

Он был настолько убедителен, что у нее не было другого выбора, кроме как согласиться.

Она спросила:

— Твои друзья останутся на ночь? Я… не хочу отрывать тебя от них.

Он отрицательно покачал головой.

— На самом деле, скорее всего, они все уже растворились в ночи, пока мы разговариваем, так что я в твоем полном распоряжении столько, сколько ты пожелаешь.

Макси прервала их, чтобы занести чай, и Эстер вздохнула с облегчением. Когда она была дома она была совершенно уверена в своей способности справиться с Галеном, но, когда он сидел в другом конце комнаты и так дерзко на нее смотрел, она едва могла дышать ровно. Ее нервы затрепетали еще больше под его ленивым пристальным взглядом, и, чтобы скрыть свое волнение, она взяла чайник и налила чай.

— Не хочешь немного?

Он поднялся со стула и пересек комнату, направляясь к ней. Она протянула ему изящную чашку и блюдце в тон. Он взял чашку из ее рук, но поставил ее на ближайший столик. Затем, к ее удивлению, он забрал у нее ее чашку. Он поставил ее рядом со своей.

— Дай мне свою руку, — тихо приказал он.

Эстер понятия не имела, что он задумал, и поэтому колебалась. Он осторожно поднял ее руку и, не сводя с нее пристального взгляда, очень медленно снял перчатку. Он кивнул на другую ее руку. Она протянула ее ему, и он повторил движение, тихо сказав:

— Тебе не нужны перчатки, когда мы одни.

Эстер задрожала под его пристальным взглядом, и ей было трудно сосредоточиться на чем-то другом.

Он положил ее перчатки во внутренний карман своего черного бархатного смокинга. Он вежливо протянул ей чашку, и Эстер заняла свое место.

Чтобы сосредоточиться на чем-то, кроме желания, охватившего ее, Эстер спросила:

— Почему ты рассказал мне о планах Джона Брауна? Я думала, что об этом должны знать только те, кто непосредственно вовлечен в это.

— Потому что разговор с тобой — это легкий и расслабляющий способ провести вечер. И я хотел, чтобы ты знала о преобладающих ветрах. Итак, ты пришла сюда сегодня вечером, чтобы поцеловать меня, как я просил вчера?

Она рассмеялась.

— Нет, я пришла поговорить о школе Фостера.

— А после?

Она улыбнулась ему поверх своей чашки.

— Посмотрим.

— Ах, надежда. Она может сохранить человеку жизнь.

— Школа, Гален.

В течение следующего часа они обсуждали образовательные потребности местных детей. Эстер также затронула тему зарплаты Фостера. Гален, казалось, согласился на все это.

Она спросила:

— Ты уверен, что это тебе по карману? Финансирование школы не доставит тебе хлопот?

— Вовсе нет.

— Фостер будет доволен.

— Я нахожу твою реакцию на брак Фредерика достойной восхищения.

— А какой у меня есть выбор? Он говорит, что счастлив. Мы с ним не любили друг друга, так что…

Она пожала плечами, как будто дальнейших объяснений не требовалось.

— Но тебе, должно быть, неудобно. Может, мне убить его ради тебя?

Ее глаза расширились.

— Нет!

Он ухмыльнулся.

— Что ты думаешь о ночных рубашках, которые я тебе прислал?

— Я думаю, их следует