Посреди починка торчащие из-под земли толстые сегментные шланги шевелились сытыми змеями, наполняя газом необъятное чрево воздушного шара, который уже рвался в небо, пытаясь утянуть с собой немалых размеров гондолу.

– Вот с этой штуковины вас вчера и углядели. Здорово, а? – просветил меня один из давешних собутыльников. По длинным усам его скатывались капельки воды. Утренний туалет – дело святое.

Около основательного, покрытого приятной резьбой сруба колодца еще несколько усачей поливали друг друга из ведер. Массы ржали аки кони. От восторга, надо полагать.

Я распихал поборников гигиены и ухватил одно из ведер. Вода люто холодным потоком обрушилась на расслабившийся организм, немедленно приводя его в тонус. Очень была прохладная водичка. И сразу какой-то доброжелатель повторил процедуру обливания. Когда вода стекла, я обнаружил, что полил меня атаман, очень довольный произведенным эффектом.

Я аккуратно заглянул в стоящие на срубе ведра. Они, к сожалению, уже были пусты. Встревоженный моими приготовлениями, Фандаг скромно отошел в сторону, очевидно, посчитав свои обязанности выполненными.

Мудрый Тивас участия в гигиенической развлекухе не принял, решив сосредоточить свои усилия на оценке кулинарных достоинств уже поданного завтрака. В чем ему активнейшим образом содействовал отоспавшийся Бонька, уже даже на начальном этапе дегустации больше похожий на черный шар с ножками.

Трапеза надолго не затянулась. Хотя наши радушные хозяева активнейшим образом настаивали на продолжении банкета. Чтобы не допустить плавного перетекания рекреационных мероприятий в продолжение пьянки, я решил слегка шокировать казачество и в качестве дара за чудесное спасение преподнес им шкуру поверженного гиршу, которая, по чести сказать, еще со вчерашнего дня украшала стену места столования. Эффект был достигнут мощный, потому как волна народного ликования нас едва не затопила, а множество предметов воинского обихода, которыми бросились отдариваться аборигены, мы вынуждены были оставить у Фандага, так как для их транспортировки было бы необходимо формировать солидное дополнение к нашему скромному каравану.

Однако некоторые подарки мы все же были вынуждены взять ввиду их абсолютно неоспоримой полезности. Во-первых, нам были выделены кони с гораздо более удобными седлами, чем те, на которых мы путешествовали. А во-вторых, Фандаг настоял, чтобы мы взяли с собой по трофейному копью, которые, в общем-то, были с метр длиной, но легкий поворот одного из рубчатых колец, украшавших древко, увеличивал их метров до трех. Мне стала понятна вчерашняя радость Хушшар по поводу их неожиданного приобретения. Удобнейшая штуковина.

А потом мы все же, залитые народной любовью и обожанием, уехали.

Полдня мы неторопливо скакали по совершенно буколическим территориям, среди полей каких-то злаков, цветов, пастбищ (так и подмывало добавить «тучных»), на которых какой только живности не паслось.

– Слушай, Тивас, – встревожил меня вопрос экономического характера. – А как же им земли хватает? У них что, ограничение рождаемости?

– Зачем, – удивился тот, – рождаемость ограничивать? Чем Хушшар больше, тем Империи лучше. Тем дольше степным до ее земель идти. Слышал ведь, за десять миль от Разлома Хушшар землю своей считают. А когда степных оттуда выживут совсем, так чтобы им и в голову не приходило туда соваться, да зверье опасное выбьют, тогда бросят нанятые Маги еще один Разлом, прежнего не стирая. И уж туда-то и переселются младшие семьи Хушшар.

– И часто такое происходит?

– Да не очень.

Мне даже стало жаль немного, самую малость, степняков, оказавшихся в непривычной для себя роли жертв эдакой ползучей аннексии. Я даже не стал спрашивать об их реакции на захват исконных земель. Странная ведь какая штуковина, эта историческая справедливость. Столетиями узкоглазые воители третировали предков Хушшар. А теперь их потомки с неторопливой основательностью просто вырезают степняков. Наверное, чтобы огороды не потоптали.

А вот уже когда день покатился на закат, вдалеке показались белоснежные стены Тулгакау.

– Поторопимся – успеем к закрытию ворот, а не поторопимся – в калитку пропустят. Да, вот еще, ты Боньку своего там особо не показывай. Хушшар люди добрые, но вот только лихие уж больно. Кому-нибудь он может понравиться, а там и до свары недалеко. А они нам куда как лишние.

– Почему сразу свара?

– Так ведь ты же его не продашь.

– Нет, конечно.

– Не любят Хушшар, когда в их желаниях им кто поперек становится.

Бонька как учуял, что о нем идет речь, высунул нос из высокой травы.

– Сюда иди, – хлопнул я рукой по луке седла, – недоразумение ты мое.

Эпитет зверенку не понравился, и нос он засунул.

– Ну вот, дитё из-за тебя обидел, – посетовал я Тивасу.

А тот, не обращая на мои душевные терзания никакого внимания, привстал вдруг в стременах.

– Гони, – вдруг заорал он и пришпорил своего коня.

– Бонька, ко мне, – забился я в истерике, абсолютно не понимая, какая опасность может нам грозить здесь, практически в сердце владений воинственных Хушшар.

А из-под копыт коня уже заорал рассерженной циркуляркой маленький такой микрокомонь, раскрыв в свирепом, как ему казалось, рыке свою маленькую пасть. Смотрел он куда-то поверх меня.

Наскоро нахлобучив шлем, глянул вверх и замер пораженный. С неба на меня падала какая-то помесь стрекозы и акулы.

Конь оказался гораздо умнее меня и, едва разглядев нападающего, так ловко наддал, что я, в момент утеряв свои наезднические качества, обрушился с седла прямо на дорогу. Грохнулся весьма вовремя, потому что крылатая зверюга уже, как выяснилось, перла в атаку и, молнией промчавшись над изящно сидевшим мной, одним ударом мощных челюстей сорвала голову только утром подаренному коню. Тот, вначале не заметив пропажи, пронесся еще с пару десятков метров. После чего рухнул. А тварь, недовольно клекоча, взвилась в воздух и пошла на новый боевой разворот.

Инструкциями по борьбе с подобной напастью я не располагал и, подхватив орущего в боевом экстазе Боньку, гордо, как лев, на четвереньках вломился в заросли высокой кукурузы. Зверюга обиделась и, громко вереща, стала кружить над полем. Как оказалось, зря.

Совсем недалеко от меня в небо взлетели четыре горящие стрелы, поразившие прозрачные крылья твари, отчего те немедленно вспыхнули, и эта странная живность, неуклюже кувыркнувшись, с громким хлопком шлепнулась на землю. Бонька тут же вывернулся из руки и рванул вперед. Добивать, наверное. Я про себя очень громко выматерился и, добыв из-за спины меч, бросился за не в меру агрессивным оборотнем.

Кукуруза была совершенно мутантной, с толстыми в запястье стеблями. Когда я наконец проломился, то на дороге уже шел форменный бой.