Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ж, – после недолгого молчания ответил Пал Палыч, – кажется, я совершенно с вами согласен. Давайте трясти этого господина управляющего. Авось чего и вытрясем.
* * *
– Умоляю вас, я ничего не знаю! – Борис Яковлевич был само уязвленное благородство. Или незаслуженно обиженная совесть, ущемленное достоинство и попранная честь, вместе взятые. – Посудите сами, господа: зачем мне красть секретные документы, которые хранятся в комнате за моим кабинетом, тем более что в их пропаже первым из подозреваемых окажусь я? – Он судорожно вздохнул: – Видите, так оно и случилось!
Заславский достал платок и высморкался: очень шумно и крайне возмущенно.
– Никто и не говорит, что вы эти документы украли, – принялся вкрадчиво подсказывать наиболее благоприятный ответ Аристов. – Вы просто поддались соблазну быстро и без особых усилий разбогатеть, чему подвержены все или почти все люди... Ведь человек слаб перед искушениями, и мы это с господином Заварзиным очень хорошо понимаем. Возможно, вы были влюблены, а ради женщины многие из нас способны на всякое безрассудство...
– Забыв про честь и совесть, – добавил Пал Палыч, грозно нахмурившись. Он играл роль непримиримого дознавателя, которому во что бы то ни стало надобно заполучить преступника и предать его органам правосудия. Аристов же, по предварительному с Пал Палычем уговору, исполнял роль мягкотелого и понимающего людские слабости человека, готового спустить дело на тормозах и замять неприятные моменты.
– Но ведь похититель пойман, разве не так? – с надеждой посмотрел на Аристова Заславский. – Вина его доказана судом, и он получил большой каторжный срок.
– Получил, – согласился Григорий Васильевич, – только нам с Пал Палычем кажется, что получил он его совершенно незаслуженно. Ведь документы при нем найдены не были.
– Он успел передать их сообщнику, – почти вскричал Заславский, и Аристов и Заварзин быстро переглянулись: Борис Яковлевич, оказывается, был не так уж и крепок, как могло показаться со стороны, и заметно волновался...
– Ага, – грубо произнес Пал Палыч, – а сообщник этот взял да и испарился. Растворился прямо в воздухе... Нет, дражайший Борис Яковлевич, не было у Родионова никакого сообщника. Как и времени передать эти документы.
– Но суд постановил...
– А скажите, как вы оказались той ночью возле банка? – полюбопытствовал Заварзин, не дав договорить управляющему. – Мне кажется, вы просто знали, что вот-вот должно случиться ограбление... пустого сейфа.
– Вы забываетесь, сударь! – воскликнул Борис Яковлевич и хотел было непримиримо погрозить пальцем, но жест у него не получился: ладонь задрожала. Это обстоятельство опять не осталось незамеченным двумя опытными дознавателями. «Поплыл господин управляющий», – подумал про себя Аристов. То же подумал и начальник Охранного отделения.
– А чего это вы так волнуетесь? – быстро спросил Заварзин. – Может, вам нехорошо?
– Со мной все в порядке.
– А может, опасаетесь, что полиция докопается до ваших злодеяний?
– Я ни в чем не виноват! – отрезал Борис Яковлевич и вспотел. Так быстро и обильно, что по его лбу, шее и щекам потекли капельки, оставляя за собой влажные дорожки.
– Вы не ответили мне на вопрос, как это вы оказались в самый подходящий момент возле банка, да еще в сопровождении полицейских? – продолжал наседать Заварзин. – И еще: почему тревожная сигнализация не зазвонила, когда взломщик проник в банк, а потом и в ваш кабинет? Вы ее отключили? Отвечайте немедленно, господин управляющий. Иначе с вами будут разговаривать иные люди, не столь любезные, как мы...
– Да, но это в случае, если вы будете продолжать запираться, – мягко добавил Аристов.
– Отвечайте же, ну! – прикрикнул на управляющего Пал Палыч и сделал изуверское лицо.
– Что? Ах... Боже мой, – оторопел от такого напора Заславский. – Я не могу...
– Можете! – гаркнул на него Заварзин, приведя Бориса Яковлевича в настоящий трепет.
Заславский, похоже, был сломлен, и надлежало ковать железо, пока горячо. То бишь вынимать из управляющего добровольное и чистосердечное признание...
– Да вы не волнуйтесь так-то уж, – мягко произнес Аристов, доброжелательно посмотрев на Заславского. – Просто скажите правду, и все закончится для вас благополучно. Мы вас даже не арестуем... Может быть... Если вы, конечно, вернете секретные документы.
Управляющий банком как-то неловко дернулся. Рот его скривился, и обоим полициантам показалось, что мужественный с виду и спортивный мужчина с благородной сединой и весьма солидным положением сейчас расплачется, как мальчишка.
Надо же, какая метаморфоза...
– Это все... она, – выдавил из себя, наконец, непослушными губами Заславский. – Она. Я тут совершенно ни при чем. Клянусь вам.
– Клясться будете в церкви на алтаре, – жестко произнес Пал Палыч. – Кто это – «она»?
– Екатерина Вронская? – подсказал ему Аристов.
Родион Яковлевич кивнул:
– Она... Кити.
– Ну, рассказывайте дальше, Борис Яковлевич, не тяните кота за... усы, – грубовато поторопил его Заварзин.
Тактика начальника Охранного отделения Департамента полиции была беспроигрышной. И Заславского будто прорвало. Захлебываясь и брызгая слюной так, что Аристову и Пал Палычу пришлось от нее уворачиваться, Борис Яковлевич начал:
– Это все она, Вронская. Екатерина Васильевна. Мы познакомились с ней на Рождественском балу в Дворянском собрании прошлой зимой. И стали встречаться.
– Где происходили встречи? – по-деловому спросил Аристов, чтобы удостовериться, что Заславский говорит правду.
– На съемной квартире или у нее, – с готовностью ответил Борис Яковлевич.
– Продолжайте, – в приказном тоне произнес Пал Палыч.
Заславский кивнул:
– Она... Я ведь женат, но она буквально обворожила меня. Если хотите, околдовала! И я был вынужден забыть божии законы и подчиняться опутавшей меня страсти. Бес попутал, господа...
– А вторая ваша любовница, Наталия Лихачева, она что, тоже вас обворожила? – не без язвы в голосе спросил Пал Палыч.
– Да... То есть нет. Тут совсем другое... Она так, для удовольствия... – ответил Заславский сконфуженно, чтобы хоть что-то ответить.
– Вот как! – хмыкнул Заварзин, переглянувшись с Григорием Васильевичем. – Что, снова виноват бес?
– Нет. – Борис Яковлевич опустил голову. – Здесь я сам, признаю, виноват. Но она меня не пленила, я могу с ней расстаться в любую минуту. А с Кити совершенно другое дело, на меня просто какое-то наваждение нашло.