Вдруг послышался застенчивый стук в окно. Саша заглядывала из-за шторки и корчила смешные рожицы. Рита рассмеялась и впустила свою новую знакомую внутрь.

– Ну, что, русалка? Надышалась-насмотрелась? Красота, правда? Впервые вижу такое! – Саша восхищалась шумно, нисколько этого не стесняясь.

Рита рассмеялась, любуясь румяным восторгом на лице своей соседки.

– Да это мой дом родной! Как им можно надышаться!? – озорно ответила она.

– Хочешь чаю или пойдём искать всех? В кафе, наверно, есть какао и вредные сладкие булочки! – мечтательно добавила Рита.

– Пойдём искать! Перед такими заманчивыми перспективами в виде вредных булочек и какао устоять просто невозможно! – улыбнулась Саша.

Они вышли на маленькое крылечко и одновременно уставились на море. Оно завораживало, гипнотизировало, звало к себе. Оно жило свою нескончаемую, бурную жизнь, но, даже пребывая в себе, море всегда щедро делилось своими дарами со своими гостями и принимало тех, кто уважал его правила, с распростёртыми объятиями. Воздух на берегу был словно наэлектризован морским рёвом и мириадами солёных капель, зависших в воздухе. Нескончаемый песчаный пляж давал глазу отдых. Узоры волн мощно накатывали к берегу, меняя силу и направление. Вот так море тихо совершало свою магию изо дня в день, незаметно похищая сердца всех приезжающих к нему в гости. Очнувшись от морского дурмана, Саша и Рита вздохнули было, но, вспомнив куда идут, в радостном предвкушении бодро зашагали к главному дому с кафе на первом этаже.

Весь первый этаж гудел от женских голосов, перемежающихся переливами лёгкого смеха. Ведущая лагеря Света Тепличная переходила от одной группы к другой, дружески похлопывая девушек по плечам. Она плавно двигалась, стараясь всем уделить внимание.

– Мне кажется, я влюбилась… – завороженно произнесла Саша.

– Я тоже… – вторила ей Рита.

– Срочно какао, пока мы не улетели на розовых облаках! – засмеялась Саша и потянула подругу за собой.

Какао было почти шоколадом, булочки – жирными и сладкими. Устоять было невозможно! Именно такой вредности хотелось всем, ведь на море не шуточно разгулялся аппетит. Возможно, от одного его созерцания. А, может, от волшебного солёного воздуха. Как бы то ни было, вскоре вся компания девушек вслед за Ритой и Сашей с особым рвением поглощали булочки и кексы с кофе и какао. Хозяйка кафе смеялась и предупреждала про сытный ужин, но голодных девушек было не остановить. Они клялись и уверяли, что ужин они тоже весь сметут и попросят ещё. Хозяйка с ужасом проверила запасы выпечки и муки и поняла, что не рассчитала своих сил. В панике она позвонила мужу и попросила привезти и то, и другое. Он удивился, но успокоил её, что всё купит, не на Северном ведь полюсе! Его жена тревожно принялась заверять его в обратном: вокруг море, песок и толпа голодных девушек!

– Марьюшка, не паникуй! Поедят и насытятся! Что они из голодного края, что ль? Всё сделаю, рыбка моя! – безмятежно ответил её муж Герман, но сразу же поехал исполнять поручения. Кафе и бунгало были их общим детищем, а жену, всё-таки, поберечь надо, одна такая, румяная и смешливая, родная…

Девушки, приехавшие в отпуск, тем временем от задушевных разговоров перешли к делу и занялись в зале всякими женскими практиками и танцами. Они плясали и двигались так, словно вышли из заключения на долгожданную свободу. И многим было немного стыдно, и где-то даже прокралась вина – так веселиться без детей и семьи! А муж там погибает в борьбе с бытом и детскими капризами! Но танцы были не обычными, а круговыми. Ведущая тоже являла собой нечто особое. Посему вина, страхи и стыд вытряслись из мам так же легко, как и появились. Это могла бы подтвердить хозяйка кафе, которая убиралась на кухне и вздрагивала от каждой следующей вибрации и криков. В тишине морского побережья, в отдалении от основных поселений, она принимала у себя, в основном, художников на пленэрах и семинарах. Такая шумная, живая, жадная до еды и впечатлений компания попалась ей впервые. Марьюшка подошла к темнеющему закатному окну, за которым неустанно вздымалось и шумело море, и подумала, что никогда не ездила в отпуск для мам и даже не знает своих желаний. И, возможно, не смогла бы вот так задорно и неприлично громко танцевать и пропевать свою грусть, страхи и обиды, злость и разочарования. Ведь у неё всё хорошо, на что жаловаться? Но отчего же так тоскливо на душе?

Однако грустным мыслям не суждено было задержаться в голове Марьюшки. Ведь вскоре послышался дружный смех и последующий топот быстрых ног на лестнице. Очнувшись от погружения в своё внутреннее море, хозяйка бросилась накрывать столы к ужину. Подспудно она боялась, как бы всем хватило еды: вдруг гости голодными останутся!? Порции были вполне щедрыми, но, возможно, не такими большими, как ожидалось. Прежние постояльцы Марьи были сдержанны на проявление эмоций, спокойны к еде и к морю. Это было удобно. Но Марьюшка всё время боялась упасть лицом в грязь перед своими европейскими гостями: чуть больше смеяться, чуть душевнее рассказывать, чуть менее изысканно подать обед – она страшно боялась этого «чуть». Поэтому с приездом гостей она обычно запирала свои чувства на замок и просто работала, старательно и механически выполняя свои обязанности. Но в этот раз она не успела этого сделать. Они свалились, как снег на голову – раньше времени, смеющиеся и занесенные песком. Она думала, это просто туристы, сбившиеся с пути. А они пришли к ней, ели её яблоки, нахваливая их, будто впервые пробовали такие вкусные плоды, слушали её истории, вздыхали и смотрели ей в рот, ожидая продолжения. Её гости были живее всех живых. И они все были мамами, как и она. Мамами, празднующими свою самость, свой отпуск от всего. Мамами, позволившими себе просто быть. Они ели вредные булочки, кексы, пили кофе и какао, уничтожали шоколадки с такой жадностью, что Марьюшке самой всего этого захотелось впервые за много лет. Они так вкусно ели и смеялись, что в ней, пожившей изрядно и видавшей виды, женщине тоже проснулась какая-то неясная жажда, какая-то неизведанная тоска по тому, чего не было. Молодые женщины танцевали, пели, общались, и в гостевом доме было так наполненно и солнечно, что хотелось непременно делать что-то, куда-то двигаться внутри и снаружи. Просто сидеть или делать то, что прежде было привычным, было уже невмоготу.

Едва успев накрыть столы, Марьюшка принялась в спешке готовить травяной чай. Девушки, румяные и с горящими глазами, бросились к своим тарелкам, словно последний раз ели только в завтрак. Хозяйка запереживала, что делать, если еды окажется мало. В этот момент дверь чёрного хода резко распахнулась, и на кухню размашистыми шагами вошел Герман, её муж, нагруженный коробками и пакетами. Увидев взволнованное лицо жены, он открыл верхнюю коробку и показал ей большой таз с винегретом. Марьюшка расплылась в улыбке и кинулась мужу на шею. «Спаситель ты мой!» – жарко шептала она. Герман молча улыбался в усы и нежно поглаживал по плечам свою супругу. Наскоро разобравшись со всем добытым, Марьюшка подала девушкам винегрет. Они с радостью приняли его и благодарно съели всё до последнего кусочка. Герман наблюдал за ними с кухни и посмеивался про себя: «Хорошо, когда у женщины есть аппетит и блеск в глазах, значит, здорова по всем фронтам!»