Сэм глубокомысленно жует кусочки вяленой говядины. Он поедает ее столько, что от него пахнет ею, и я ассоциирую с ним ее запах.

– Чтобы молодой парень, учащийся в университете, так долго ждал девушку? Думаю, это возможно, только если ты без памяти влюблен… если ты одержим этой любовью, помешан на ней.

– Что ты имеешь в виду? Как это – одержим этой любовью? – Калеб никогда ни на чем надолго не зацикливался, другого такого совершенно не зацикленного человека я не встречала. Если честно, то меня это даже напрягает. Один год он увлекается горными лыжами, однако когда я бронирую нам шале в горах на следующий год, он заявляет мне, что ему это уже неинтересно. За время наших с ним отношений это происходило с ним много раз – это касается ресторанов, одежды… он даже каждый год покупает новую машину, а старую сдает в трейд-ин. Это почти всегда начинается со страстной любви к чему-то, а затем он мало-помалу теряет к этому интерес.

– Не знаю, – отвечает Сэм. – Думаю, это говорит о том, что ради нее он был готов на все… даже если это означало, что ему придется пойти против своих привычек.

– Я ненавижу тебя.

Он игриво шлепает меня по ноге и встает.

– Я просто пытался немного прочистить тебе мозги, мамаша Монстр. Похоже, ты одержима им, а это нездорово.

Я зло смотрю ему вслед, когда он идет к двери. Он такой напыщенный осел.

– До завтра, – кричит он. – Когда вернется мистер Совершенство…

* * *

Но на следующий день Сэм звонит мне, чтобы сообщить, что у него барахлит машина. Я отменяю визит в спа. Мне не приходилось проводить с ребенком целый день с тех самых пор, как у Сэма случился желудочный грипп.

Я съедаю пакетик замороженной кукурузы, прежде чем подняться к ней. Большую часть дня я повторяю все то, что делал Сэм. На какое-то время я укладываю ее на живот, а когда она заканчивает есть, вытираю ее лицо. Я даже решаю пофорсить и вывожу ее на мини-прогулку в прогулочной коляске, которую я еще никогда не использовала.

Обнаружив, что у меня закончились подгузники, я в панике звоню Сэму. Он не отвечает, потому что никто никогда не бывает там, где ему положено быть, когда он срочно нужен! Как я вообще могу взять с собой ребенка в магазин? Наверняка есть какая-то служба, помогающая молодым матерям. Я обдумываю все больше часа, затем загружаю ребенка в машину и еду в ближайший супермаркет.

У меня уходит десять минут, чтобы понять, как загрузить ее автолюльку в тележку. Я тихо ругаюсь, пока ко мне не подходит более опытная мамочка, чтобы помочь. Я благодарю ее, избегая смотреть ей в глаза, и закатываю тележку в магазин, после чего сразу же начинается дождь. Как только на ребенка попадает струя холодного воздуха из кондиционера, она начинает вопить. Одному Богу ведомо, как я закатываю тележку в отдел товаров для детей и закидываю в нее пять упаковок подгузников. Лучше перестраховаться.

К тому времени, как я добегаю до кассы, люди смотрят на меня так, будто я плохая мать. Я выкладываю все на транспортер и, вынув ребенка из автолюльки, прижимаю ее к груди и неловко глажу по спинке. Я вожусь со своим бумажником и пытаюсь укачивать ее, когда кассир – какой-то раздувающий пузыри из жвачки несовершеннолетний преступник – спрашивает меня:

– Это все?

Я смотрю на упаковки подгузников, которые теперь переложены в тележку, затем на пустой транспортер. Кассир пялится на меня своими слезящимися глазами курильщика марихуаны, ожидая моего ответа.

– Нет, я бы хотела взять также все это невидимое дерьмо. – Я показываю на транспортер, и этот тип действительно настолько туп, что смотрит на него.

– Господи, – со злостью говорю я, прокатывая свою кредитку. – Перестань курить дурь.

Ребенок выбирает именно этот момент, чтобы опорожнить свой кишечник. И прежде чем я успеваю положить кредитку в карман, содержимое ее подгузника протекает на мои руки и блузку. Я в ужасе оглядываюсь и выбегаю из магазина.

Без подгузников.

Позже, когда Сэм наконец перезванивает мне, я отправляю его забрать их. Когда он опять возвращается к парадной двери, на мне все еще остается та же обкаканная блузка, поскольку я не успела переодеться, и вдобавок к этим коричневым пятнам, которыми меня наградила моя дочь, обе мои груди текут. Сэм качает головой.

– С каждой нашей новой встречей ты выглядишь все хуже.

Я начинаю плакать. Сэм кладет подгузники на барную стойку и обнимает меня.

– Иди прими душ, пока она спит. А я приготовлю нам что-нибудь поесть.

Я киваю и поднимаюсь на второй этаж. Когда я спускаюсь обратно, он уже успел приготовить спагетти.

– Садись. – Он показывает на барный табурет. Я сажусь и беру тарелку, которую он пододвигает ко мне.

– Ты сходишь с ума, – замечает он и наматывает свои спагетти на вилку, не глядя на них.

Я нарезаю свои спагетти на мелкие кусочки, чтобы наколоть их на вилку.

– Как мне заставить его вернуться домой?

– Раздобудь себе новую личность и научись затыкаться.

Я сердито гляжу на него и вытираю рот.

– Тебя влечет ко мне?

Следует долгая пауза.

– Я гей, Леа.

– Что? Я никогда по-настоящему не думала, что ты гей.

– Но ты же все время говорила об этом!

– Но ведь у тебя есть дочь… как бишь ее зовут?

Он смеется.

– Кенли. Думаю, я понял это только потом.

Я роняю голову на руки. Дальше уже некуда – кажется, я только что пыталась соблазнить гея. Я делаю глубокий вдох и поднимаю глаза.

– Калеб бросит меня снова. Я это знаю.

На секунду у Сэма делается ошарашенный вид, затем он быстро подходит ко мне и обнимает меня за плечи.

– Скорее всего, – говорит он. Моя голова резко поворачивается к нему. Разве мужчины-геи не должны быть отзывчивыми? Как только он объявил, что он гей, я сразу же начала планировать, как я заменю им Катин.

– Скорее всего. Я поверить не могу, что он оставался с тобой так долго. – Он улыбается выражению на моем лице.

– Неужели ты действительно это сказал?

Он кивает.

– Возможно, ему нравятся хорошие стервы – но ты переходишь тонкую грань между привлекательной стервозностью и психопатией. Когда ты присматривала за его дочерью, то здорово облажалась. Скорее всего, он бросит себя и заберет ребенка.

– Ни за что. Я этого не допущу.

– О ком ты? О твоем муже или о твоем ребенке?

Я прикусываю