вставлять даты письменно. С твоими словами писать сочинения станет намного проще!

– А то…

Наши с Димасом сочинения войдут в историю!

Следующий час придется отсидеть в кабинете биологии. Наша биологиня получила свое прозвище «Сапог», не столь за свою фамилию Сапожникова, сколько за то, что Божена Львовна представляла собой определенный тип человека, который постоянно жаловался на все. И виноваты вот в этом всем, всегда оказывались мы, школьники, вернее маленькие несносные монстры, по ее словам. По нам давно плакала колония, плакал ремень, мы были ничтожеством, не то, что дети в европах. Божене Львовне повезло два раза побывать заграницей вместе со школьной делегацией, она просто входила в состав группы учителей. И как только за два дня она успела оценить умственный и нравственный потенциал детей в Англии, куда ездила делегация, остается загадкой. Но с тех пор, она всячески восхваляла жизнь там, тех людей, их достижения, их нравы, их вклад в мировую науку, их образованность и их все, все, все. Она ходила всегда охая и ахая, словно светская львица, которую жизнь занесла в деревенский отстойник. А в противовес Божена Львовна ставила нас: необразованных, невоспитанных, пакостных и не имеющих будущего ничтожеств.

Мы отвечали ей той же милостью. Еще, она была натуральная блондинка. Поговаривали, что она как биологичка, заботится о живой природе, часто покупает в зоомагазинах живых рыбок и выпускает их на свободу, в лес.

На этот раз из нашей компании к урокам не был подготовлен никто. И как это обычно бывает, по «закону подлости» и самому худшему раскладу, отвечать параграф подняли Димаса. Он как честный человек сознался, что не готов.

Это вызвало дикий восторг у Божены Львовны. Появился очередной повод упрекнуть нас в ничтожности.

– Вот, ты можешь честно ответить, почему ты не выучил урок? Ответь как есть?

– Есть ртом! – донеслось с галерки.

– Так! Я не с вами разговариваю!

– Честно сказать? – переспросил Димас.

– Да, сказать правду перед всем классом.

– Я был занят и не успел, – честно ответил Димас.

Божена Львовна аж подскочила со своего стула.

– Ты был занят? У тебя семья, дети, на работу надо ходить? Чем можно быть занятым, когда у вас столько свободного времени?

И не давая ответить, сама включила свою пластинку.

– Вот в наше время мы ходили в походы, писали друг другу письма, пели песни у костра, собирали картошку на полях. Все успевали: и учиться, и развлекаться по–человечески. А вы постоянно торчите в своих компьютерах, скоро ноги вместе срастутся. И ничего не успеваете. Вот в Англии дети все успевают, а вы что? В Англии самое лучшее образование, у них самые старые университеты. У них королева! А вы ничего не успеваете… Вот ты можешь мне сказать, как можно не успевать? В сутках двадцать четыре часа, тут математиком не надо быть, чтобы посчитать.

При слове математика у Димаса загорелись глаза. Божена «Сапог» не подозревала, что за математику Димас готов порвать на себе тельняшку. Да он ее сейчас разложит на множители, вытащит из нее квадратный корень и выпотрошит как простейшее квадратное уравнение с одним неизвестным.

– Я могу посчитать, почему мы не успеваем, – предложил Димас.

– Ой, сделай милось! – отозвалась Божена Львовна.

В течении года у нас есть триста шестьдесят пять дней на учебу. Из них пятьдесят два воскресенья, остается триста тринадцать дней. Если вычесть еще основные праздники, например, День учителя, Восьмое марта, Новый Год, Девятое мая, то наберется еще минус пятьдесят дней. Осталось двести шестьдесят три дня. Человек в среднем спит восемь часов в сутки. В год это составляет сто двадцать два дня. Остается всего лишь сто сорок один день. Если еще оставить время каждый день на другие занятия: умывание, дорога от дома до школы, походы за хлебом, вынос мусора, уборка и многое другое, то вычитаем еще семьдесят пять дней. Каждый день мы уделяем в среднем два часа на употребление пищи. Вычитаем еще тридцать дней. Приблизительно в среднем еще тридцать дней в год мы находимся на улице. Остается шесть дней. Каждый день нужно хотя бы двадцать минут времени тратить на сбор и разбор рюкзака, а это сорок восемь часов или два дня. Осталось четыре дня. Каждый человек хотя бы раз в год может заболеть. Вычтем отсюда еще три дня. И вот смотрите, остается один день и это день нашего рождения! Теперь вы понимаете, почему мы не успеваем учиться?

Димас разложил все по полочкам как лучший математик нашего города. И не придраться, не поспорить, все математически выверено. Весь класс был в шоке от его аналитических способностей. Только биологичка этого не могла понять, как гуманитарий и как «Сапог».

– А в Англии все успевают! – парировала Божена Львовна. – Почему они везде успевают?

– Я не знаю, я не был в Англии, – ответил Димас.

– Вот именно. Вот именно! А я была, я лучше знаю. Дети в Англии произошли от рыцарей, джентельменов и прекрасных дам, а вы точно от обезьян. Вы в очередной раз доказали свою ущербность. Ничего не умеете и не можете. А ты плохой математик! Садись, два.

Димас рухнул на стул, его кулаки сжались до белых костяшек, зубы заскрипели. Эх, это она зря так. Очень зря! Назвать Димаса плохим математиком даже наш физрук себе не позволяет. Дрищем, скелетом, ботаном – может назвать, но плохой математик, это удар ниже катета. Я удержал Димаса за плечо, он мог наделать глупостей. Попытался успокоить:

– Димас, она ничего не понимает. Держись! Нам еще столько подвигов предстоит свершить!

Димас не подавал признаков амплитуды жизни, синусоидально сверлил взглядом Божену Львовну, вот–вот, у нее во лбу появится дырка. Надо срочно что–то делать, спасти всех. Я поднял руку.

– Что тебе, в туалет покурить приспичило? – спросила Божена Львовна.

– Я тоже не выучил урок, – спокойно ответил я. – И я тоже плохой математик. Мне тоже ставьте двойку.

Шива поднял руку и сказал с места:

– Я тоже не выучил. Мне как плохому математику двойка не помешает.

– И мне ставьте! – пробасил Дрон. – Я в математике совсем ноль.

Божена Львовна на мгновенье оторопела, ее нижняя челюсть начала двигаться как у рыбы, вверх – вниз, беззвучно. Внезапно руку потянула Кибиткина и со вздохом произнесла:

– Я математику с детства не понимаю, а Димаса поняла. Ставьте и мне два, я не выучила.

– И я не выучил, двойку мне, – категорично проговорил Гусь.

– И я не выучил, – с нажимом сказал Петров.

– И я не выучил…

И я…

Это бундтб! – кто-то тихо крикнул с