– Миссис Дарби, вы, как обычно, с раннего утра разбиваете сердца, – откликается Даниель.

– Увы, при виде меня сердца больше не трепещут, мистер Кольридж, – произносит она с опаской, будто ступает на хлипкий мостик. – А вы, как обычно, с раннего утра уже проворачиваете какое-то сомнительное дельце?

– Вот, хотел попросить вашего сына о небольшом одолжении. Ничего сомнительного, уверяю вас.

– Какая жалость.

– Да, для нас обоих. – Он переводит взгляд на меня. – Дарби, можно вас на минутку?

Мы отходим в сторону. Миллисент усиленно делает вид, что ей ничуть не интересно, но подозрительно косится на нас из-под шарфа.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Я пытаюсь поймать лакея, – говорит Даниель; на симпатичном лице отражается не то страх, не то восторг.

– Как? – спрашиваю я, потому что замысел мне нравится.

– Примерно в час дня в обеденном зале он начнет издеваться над Рейвенкортом, – объясняет Даниель. – Там мы этого наглеца и подстережем.

Вспоминаю призрачные шаги и злобный смех, по коже бегут мурашки, а руки так и чешутся от желания изловить гада. Впрочем, с такой же яростью Дарби гонялся по лесу за камеристкой, поэтому я тут же настораживаюсь: истинного хозяина этого тела нельзя выпускать из-под контроля.

– И что же вы задумали? – спрашиваю я, умерив возбуждение. – Я там был один и понятия не имею, где он прятался.

– И я тоже, но вчера за ужином я разговорился со старым знакомцем Хардкаслов, – говорит Даниель, отводя меня в сторону от Миллисент, которая упрямо подкрадывается поближе, чтобы подслушать, о чем мы беседуем. – Оказывается, в особняке есть целая система потайных ходов. Там лакей и прятался, там мы его и поймаем.

– Но как?

– Мой новый приятель утверждает, что попасть в потайной ход можно через библиотеку, гостиную или галерею – в них есть скрытые двери. Надо подкараулить лакея у одного из выходов, и дело с концом.

– Прекрасная мысль, – говорю я, с трудом сдерживая горячечные порывы Дарби. – Я возьму на себя библиотеку, вы – гостиную. А кто будет следить за галереей?

– Попросите Анну, – предлагает он. – Но в одиночку никто из нас не справится с лакеем. Давайте вы с Анной постережете в библиотеке, а я попрошу кого-нибудь из остальных ипостасей помочь мне в гостиной и в галерее.

– Великолепно, – улыбаюсь я.

Если б я хоть на секунду дал волю Дарби, он уже схватил бы фонарь и нож и стремглав помчался бы к потайным ходам.

– Отлично! – Даниель так дружелюбно улыбается в ответ, что у меня появляется неколебимая уверенность в успехе нашего плана. – Будьте на месте чуть раньше часа дня. Если повезет, то к ужину все закончится.

Он собирается уходить, но я хватаю его за локоть:

– Вы пообещали Анне придумать, как освободить нас обоих? В обмен на ее помощь?

Даниель пристально смотрит на меня, и я отдергиваю руку.

– Да, – кивает он.

– Вы солгали? Ведь покинуть Блэкхит сможет только один из нас.

– Давайте назовем это потенциальной ложью. Я все-таки надеюсь выполнить свое обещание.

– Вы – мое последнее воплощение. Насколько реальны ваши надежды?

– Не то чтобы очень, – чуть мягче отвечает он. – Я знаю, она вам дорога. Поверьте, я не забыл этого чувства, но без ее помощи нам не обойтись. Мы не сможем покинуть особняк, если целый день будем опасаться и лакея, и Анны.

– Я обязан сказать ей правду, – настаиваю я, ошеломленный пренебрежительной черствостью Даниеля.

Он заметно напрягается.

– Если она узнает правду, то возненавидит вас, – цедит он сквозь зубы, оглядываясь, не подслушивают ли нас. – И тогда помощи от нее не дождешься. – Он шумно выдыхает, надувая щеки, ерошит волосы и снова улыбается мне; напряжение покидает его, и он сдувается, как воздушный шарик. – Что ж, поступайте, как считаете нужным. Только давайте сначала изловим лакея. – Он смотрит на часы. – Потерпите всего три часа.

Наши взгляды встречаются: в моем сквозит сомнение, в его – мольба. Я сдаюсь, говорю:

– Ладно.

– Вы не пожалеете.

Он хлопает меня по плечу, весело машет Миллисент и отправляется в особняк уверенным шагом, как человек, у которого появилась цель.

Я поворачиваюсь к Миллисент, которая, поджав губы, смотрит на меня.

– Какие пройдохи у тебя в приятелях, – хмыкает она.

– А я и сам пройдоха, – отвечаю я, не отводя глаз.

Она качает головой и идет дальше, чуть замедляет шаг, дожидаясь, пока я ее догоню. Мы подходим к теплице. Стекла в ней разбиты или выдавлены напором разросшейся зелени. Миллисент заглядывает внутрь, но сквозь густую листву ничего не рассмотреть. Она жестом манит меня за собой, мы направляемся в дальний конец, к дверям, но они стянуты цепью и заперты на висячий замок.

– Ах, какая жалость, – вздыхает Миллисент, дергая цепь. – Я в молодости часто сюда заглядывала.

– Вы и раньше бывали в Блэкхите?

– В юности я проводила здесь каждое лето. Мы все сюда приезжали: Сесил Рейвенкорт, близнецы Кертисы, Питер Хардкасл и Хелена – они тут и познакомились. А когда я вышла замуж, то привезла сюда твоих брата с сестрой. Их детство прошло в обществе Эвелины, Майкла и Томаса. – Она берет меня под руку, и мы идем дальше. – Здесь было так весело! Хелена всегда мне завидовала, потому что твоя сестра – красавица, а Эвелина – простушка. Да и у Майкла внешность подкачала, лицо какое-то мятое. А вот Томас был очень хорошеньким, но погиб. Жаль, конечно, что на долю бедной Хелены выпал двойной удар судьбы. Ну а ты, мой мальчик, самый красивый из всех, – говорит она и гладит меня по щеке.

– Эвелина прекрасно выглядит, – возражаю я. – Она восхитительна.

– Неужели? – изумляется Миллисент. – Ну, не знаю, может быть, Париж пошел ей на пользу. Она меня избегает. Видно, вся в мать. Зато понятно, почему Сесил за ней волочится. Он кого хочешь перещеголяет своим тщеславием, даже твоего отца, с которым я прожила полвека.

– Хардкаслы ее ненавидят. В смысле Эвелину.

– С чего ты взял? – Миллисент хватает меня за руку, трясет ногой, пытаясь стряхнуть с ботинка налипшую грязь. – Майкл ее обожает. Он почти каждый месяц ездил к ней в Париж, а как она вернулась, они просто неразлучны. Питер к ней равнодушен, а вот Хелена… Ну, после гибели Томаса она так и не оправилась. Приезжает сюда каждый год, в годовщину его смерти, гуляет у озера, иногда даже разговаривает с покойным сыном, я сама слышала.

Дорожка выводит нас к пруду – к тому самому, на берегу которого Эвелина сегодня застрелится. Как и все в Блэкхите, пруд красив только издали. Из бальной залы он выглядит длинным зеркалом, отражающим величие особняка, а вблизи заметно, что это давно не чищенный бассейн со стоячей водой и растрескавшимися плитками облицовки, покрытыми толстым ковром мха.