Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что, страшно?
Девчонку затрясло.
— А мне, думаешь, не было страшно? — тихо спросила ведьма. — И каждый получает по заслугам. Тебе не грозили смертью, коли ты не выдашь меня, а слепому грозили! Он не выдал. Если тебе есть что сказать мне, я выслушаю напоследок.
— Прости меня… оставь мне жизнь… — Тело бывшей нищенки затряслось от рыданий.
Тантра опустила голову на кулак и замерла. Два чувства боролись в ее душе — жажда мести и дикая жалость. Они были равны по своей силе и рвали сердце на две части.
«Она тебя не пожалела! Она бы никогда тебя не пожалела!»
«Но ее жаль, она человек, и у нее есть чувства…»
«Выдавая тебя, как грязная предательница, она не думала о твоих чувствах!»
«Жаль…»
«Вспомни ее ухмылку на суде!»
Вот это воспоминание и обожгло душу Тантры, но слезы подступили к горлу, мешая вымолвить два слова.
— Что сделать с ней прикажете, госпожа?
— Ее… ты… подожди… — Тантра хотела выждать несколько минут, чтобы справиться со своими чувствами.
Она закрыла лицо ладонью и замерла. Никогда ранее не было в ней такого разделения души на два куска, не было раньше противоречий, а если и были, то Тантра-то отлично знала, чего хочет. А сейчас… хотелось с голыми руками наброситься на эту мразь и задушить, но та часть Тантры, что была еще светла, крепко стягивала ее руки.
По толпе людей пронесся взволнованный шепот, и Тантра подняла голову, лишь когда к ее руке прикоснулись чьи-то холодные пальцы. Грэт стоял рядом с ней, сжимая ее руку, а его глаза смотрели прямо и обеспокоенно.
— Что ты хотела сделать, моя королева?
— Я никогда тебе не рассказывала про ту девку, которая выдала меня и слепого Инквизиции? Вот она лежит. — Тантра с ненавистью ткнула пальцем в бывшую нищую, сжавшуюся от страха при виде красноглазого Грэта.
— Ты хотела ее убить?
Тантра холодно кивнула, и девка залилась слезами. Но это были необычные слезы — рыдания, казалось, раздирали грудь этой девки, а когда не стало больше сил, она просто завыла, как загнанный в западню зверь.
Тантра снова опустила голову. Грэт смотрел на валяющуюся у его ног девку, и странно менялись его глаза.
— Знаешь, дорогая, выбор, разумеется, за тобою, но… этот мир никогда не станет лучше от того, что мы будем отвечать злом на зло, — мягко сказал Грэт.
— Я и не хочу, чтоб этот мир стал лучше, — ледяным голосом ответила Тантра, — я хочу, чтоб все получали по заслугам.
— Но святые вовсе не тебя назначили судьей и палачом над этой девкой.
— И что, ты предлагаешь простить ей все то хорошее, что она для меня сделала? — с саркастическим смешком спросила Тантра.
— А разве ты хочешь не того же самого? Тебе будет еще тяжелее, если ты ответишь ей местью, уж я-то тебя знаю…
Тантра замолчала, в глубине души осознавая, что Грэт прав.
Она протянула руку и положила ладонь туда, где должно было быть сердце Грэта. Его кожа отдавала холодом.
— Прогони их всех из города, — шепотом отдала она приказ мертвецу, — и ее тоже, ей ничего не делай… чтоб больше никого не осталось…
Грэт мягко отнял руку от своего тела, поднес к губам и быстро поцеловал.
Они остались вдвоем в целом городе, над которым поднялась еще неполная луна, и странным казался безлюдный Мильгот. Деревья стали корявыми чудовищами во тьме, дома — молчаливыми темными громадинами.
— Куда мы пойдем? Вернемся к стану? — спросил Грэт.
— Нет. — Тантра помолчала и вздохнула вдруг. — Я бы хотела пойти в храм.
— Мне придется подождать тебя снаружи.
— Отчего это?
Во время разговора Тантра быстро шла к ранее так ненавидимому зданию.
— Нечистая сила не должна переступать священный порог. К тому же я уверен, если ты хочешь пойти туда, тебе надо остаться наедине с собой.
Тантра хотела заспорить с ним, но что-то остановило ее. Вот и храм.
Грэт поцеловал ее в лоб и уселся там, где обычно сидели стражники. Тантра осторожно открыла дверь и прошла в зал.
Свечи здесь были потушены, лишь алтарь пылал. Шесть фигурок святых были расставлены вокруг священной горы, одного из пиков Тиэла, где, по преданию, родился создатель всего.
Тантра подошла чуть ближе к алтарю. Огонь, горящий здесь, был странного, фиолетового будто цвета. Тантра склонила голову и колени.
«Что со мной, святые? Кто я вообще?»
Отсветы этого пламени заплясали на ее лице, и казалось, со стороны алтаря подул ветерок, растрепавший волосы девушки.
Тантра поднялась и пошла в глубь храма. У одной из стен заметила она разрисованный камень. Девушка подошла и провела рукой по залитой лирусом картине. Демон тьмы стоял, понуро склонив голову, а ангел — гордо.
— Странно это… совсем не так, как в жизни… — шептала Тантра. — Ведь если мы победим в этой войне, торжествовать будет не свет. А кто я в этой пляске стихий, зло я или добро? Я не знаю, кому из них я служу… хотя нет, отлично знаю. Но злые на первый взгляд нечистые дали мне то, чего я не видела от таких чистых людей. Обманка это, игра темного ангела? Я хочу быть с Грэтом, хочу жить в замке… я хочу покоя… я не хочу никого убивать… — Тантра оперлась лбом о прохладный камень.
Она прочла слова, выгравированные на том камне. Кажется, это был отрывок из какой-то религиозной книги:
«…что бы ни случилось под солнцем нашей Катарии, как ни развернула бы судьба войска удачи, произошедшее, будь то пожар, наводнение, чума, — это воля святых. Тем они карают нас за грехи, в которых мы погрязли».
Объяснение пришлось по душе Тантре — то был ответ на ее вопрос.
Она покинула храм, нашла Грэта, и вскоре Мильгот остался позади.
Описывать длинный путь к Ниасу не имеет смысла. Отряд мертвецов грабил все на своем пути. Медленно тянулись дни и ночи, о людской армии не было ни слуху ни духу. Но вот наконец Северный лес остался позади, и нечистые вступили на равнину Ниаса. То была ночь на двадцать восьмое февраля.
Третий совет нечистых состоялся в полночь. Они расположились близ леса, а на совете были Марет, Граф, Упырь, Юлиус, Маро, Грэт, Гектор, Тантра и Отец Всех Ведьм, седой старик.
— Вот и подошли мы к Великому Ниасу, где все решится. — Голос Юлиуса звучал устало.
— Только вот решится ли в нашу пользу? — проворчал Гектор.
Граф глянул на него, и вервольф умолк.
— У нас есть выбор, — заметил Упырь, — мы можем вернуться в замок…
— А кто сказал, что они не пойдут за нами? — вскинул брови Граф.