В квартире стояла зловещая тишина. Ступая осторожно, как по минному полю, Даша внесла тяжеленные сумки в кухню и перевела дух. Кто ее знает, эту свекровь, еще устроит какую-нибудь ловушку! Даша отогнала от себя жуткое видение: свекровь встает на стул и подвешивает над дверью ведро с клеем или протягивает в дверном проеме тонкую леску, чтобы Даша упала и сломала ногу. А что, такое вполне возможно – Даша помнит, какими глазами смотрела свекровь на осколки своих хрустальных ваз. Никогда не простит, на смертном одре Даше все припомнит!

Но, видимо, свекровь тоже отнюдь не жаждала общаться с невесткой после вчерашнего скандала и заблаговременно спряталась у себя в комнате. Даша убрала купленные продукты в холодильник, оставив на столе только расписную жестянку с чаем.

Эту жестянку она отнесла в свою комнату и первым делом завела ее торчавшим из боковой стенки ключиком.

Если Даша ждала чуда, то ее ожидания не оправдались. Внутри коробки что-то скрипнуло, щелкнуло, и раздались негромкие звуки старинного менуэта – того самого менуэта, который Даша слышала во сне. Но кавалеры и дамы на шкатулке оставались неподвижными, как и должны быть неподвижны самые обычные рисунки. Даже кавалер в голубом камзоле не подавал никаких признаков жизни.

Даша дослушала менуэт до конца. Еще раз оглядев жестянку, она под влиянием внезапного порыва открыла ее.

В коробке был вовсе не чай.

В ней оказались шахматные фигурки, искусно изготовленные из черного и белого шоколада. Фигурки были такие же, как в Дашином сне: король – статуэтка в короне и пышной мантии, ферзь – королева в роскошном одеянии, слоны – в виде настоящих слонов, с погонщиками на спинах, кони – фигурки лихих всадников, пешки были одеты в форму пехотинцев, с мечами и щитами.

– Странно! – проговорила Даша вслух. – Ведь в этой коробке должен быть чай! Вот и на этикетке написано – отборный цейлонский чай с бергамотом…

Она снова вспомнила свой удивительный сон, вспомнила шахматную партию, которую разыгрывал старик с неким невидимым таинственным противником.

Нет, это не может быть простым совпадением! Точно такая же чайная жестянка, как во сне, – и в ней такие же шахматные фигуры, как те, которыми играл странный старик…

Внезапно Даша почувствовала непреодолимое желание расставить шоколадные фигуры на доске, восстановить шахматную партию из своего сна и, возможно, доиграть ее.

Ей вдруг стало интересно, кто выиграет в этой партии – черные или белые? Больше чем интересно – у нее возникло странное ощущение, что от исхода этой партии зависит ее судьба.

Шахматная доска в доме была – старинная, еще дедушкина. Но года два тому назад, наводя в доме порядок, Даша убрала ее на антресоли – все равно никто в доме давно уже не играл в шахматы.

Даша вышла в коридор (при этом ей послышался испуганный шорох, и дверь в комнату свекрови плотно закрылась). Приставив к стене стул, она встала на него и забралась на антресоль.

Она зачихала от слежавшейся за несколько лет пыли, но не сдалась. Отодвинув в сторону стопку старых журналов (один бог знает, почему их не вынесли на помойку, а засунули на антресоли), засунув поглубже несколько рулонов обоев, оставшихся от последнего ремонта, Даша нашла наконец старый желтый саквояж.

В этот саквояж она когда-то давно сложила бумаги и фотографии деда, кроме тех, которые оставила у себя в комнате. Туда же, насколько Даша помнила, она запихнула и шахматную доску.

Спустив саквояж на пол, она закрыла антресоли и слезла со стула.

Саквояж оказался необыкновенно тяжелым, и ей пришлось тащить его в свою комнату волоком.

Поставив его на пол посреди комнаты, Даша уселась прямо на ковер и открыла замочек.

Сперва ей попалась стопка учебников и монографий по классической германской филологии, затем несколько толстых тетрадей в черных клеенчатых обложках. Насколько Даша помнила, в этих тетрадях были черновики статей и лекций деда.

Каждый раз, перебирая эти книги и тетради, Даша думала, что их вряд ли кто-нибудь будет читать, их давно пора выбросить, но каждый раз у нее рука не поднималась. Она думала, что в этих книгах, а особенно в тетрадях, сохранилась частица души деда, и пока они остаются в доме, и сам дед еще не окончательно ушел от нее. Казалось, что, открыв их, Даша услышит его тихий голос…

Бережно отложив черные тетради, Даша погрузилась в желтый саквояж.

Конверты со старыми письмами и фотографиями, коробка с какими-то безделушками… и вот, наконец, она вытащила на свет божий дедовскую шахматную доску.

Как она и помнила, доска была старинная, из ценного дерева, закрытая на изящный серебряный крючок. Даша откинула его и открыла доску.

Внутри находились фигуры – не такие сложные и изысканные, как в Дашином сне, но все же старинные, красивые, хорошей работы. Черные фигуры были выточены из африканского эбенового дерева, белые – из какого-то более светлого сорта, то ли из палисандра, то ли из карельской березы, Даша не очень-то разбиралась в сортах древесины. Она уже собиралась расставить позицию на доске, как вдруг из-под фигурок на пол выпал какой-то конверт большого формата.

Даша хотела отложить этот конверт в сторону, куда отложила черные тетради с дедушкиными записями, но неожиданно заметила в углу конверта рисунок.

Там была изображена маска! Маска злодея из греческой трагедии. Раскрытый в крике рот, гневно нахмуренное лицо, избороздившие лоб глубокие складки, темные провалы глазниц – в точности то же лицо, как на камее, которую Даша нашла на старой даче в Комарове!

Ее сердце тревожно забилось.

Наверняка она уже когда-то раньше видела этот конверт, но не обратила на него внимания, и только теперь, после обнаружения странной камеи, она поняла, что здесь явно хранится что-то важное!

Даша бережно раскрыла конверт, вынула из него несколько измятых листов, исписанных мелким, торопливым, словно летящим почерком с сильным наклоном.

Это не был почерк ее деда. Его руку Даша знала очень хорошо – и по черным тетрадям, и по письмам, которые дед писал ей во время своих нечастых отлучек.

Внезапно, пристально вглядевшись в эти наклонные строчки, Даша поняла, что это – почерк ее отца, и у нее перехватило дыхание.

Отношение к отцу было у нее очень сложным, болезненным, саднящим, как незажившая рана.

Отец ушел от мамы, когда Даше не было еще и пяти лет, она плохо его помнила. И теперь, давно став взрослой, она понимала, что расстались они нехорошо, не по-доброму. Ну, бывает, что люди разводятся, но дети-то тут при чем? Отец с дочкой вполне мог бы общаться – на елку ее сводить, летом за город вместе съездить. На выпускной вечер прийти, подарок дорогой на восемнадцатилетие сделать! Хотя не в подарках дело.

В общем, с тех пор отца в ее жизни не было. Мама ничего о нем не говорила – ни плохого, ни хорошего, как будто у нее вообще никогда не было мужа. А когда Даша в первое время после их расставания пыталась о нем спрашивать, у мамы становилось такое лицо…