— «Мне страшно, Сейвен», — с пугающим спокойствием произнесла Разиель. — «Это место, оно как будто нереально. Я чувствую что-то. Что-то непонятное. Неправильное. Нас… Нас не должно быть здесь. Мы здесь чужие. Мы…»

«Противоестественны?»

Впервые Сейвен обратил внимание, как нелепо смотрелась она повседневная на планете, где нет ни воздуха, ни воды, где нет вообще ничего обыденного. Но разве не иллюзией была вся их жизнь? Жизнь всей Вербарии, разве не была просто сном? Ведь вот она реальность. Черная, холодная, чуждая всему, что они знали.

«Естеству нет дела до нас. Мы такие же иллюзии, как иллюзорно и то, что покоится у нас под ногами. Сможешь ли ты теперь назвать свою жизнь чем-то реальным, когда путь целого народа сосредоточен в крошечной генизе? Когда ты сама только воспоминание».

— «Но мы все равно здесь. Зачем тогда? Зачем, если все равно нет смысла?»

«Не знаю. Возможно мы», — в воспоминании Сейвена мелькнули надменные ухмылки мудрецов, — «мы безумие космоса. Как бы это напыщенно не звучало. Нас культивировали с определенной целью. Хм. Лейла сказала бы, как капусту на грядке. Что будет с капустой, если огородник пропадет? Она зацветет и даст семена».

— «Это мы? Новые семена?»

«Нет, Разиель. Мы сведем огородника с ума, заставим его бросить все и уйти. Может даже покончить с собой. Вербарианцы — вот те самые семена. Вместе с Ра и Землянами. Они послужат источником чему-то новому».

— «Но как же гениза? Мы не можем, не должны оставить ее так!»

«А мы и не оставим. Но чтобы понять, как поступить с ней, не лишним было б попасть внутрь. Ты так не считаешь?»

С этими словами он шагнул в бездну.

Физическое падение продлилось недолго. Едва тьма сомкнулась над головой, Сейвен нырнул в ментальную плоскость, где разницы между липкой чернотой кратера и его покатым дном не существовало.

Под спекшейся коркой, действительно, покоилась гениза Вербарии — ее даже не пришлось искать. Однако проникнуть внутрь никак не получалось. Сложность заключалась не столько в чрезвычайной плотности генизы, сколько в ее принципиально иной формацией. Иной для окружения, но схожей для Сейвена. Всякий раз, когда он протягивал к ней свою аморфную длань, то она отталкивалась, как от магнита.

— «Давай попробуем распылиться и заключить ее в себе» — предложила Разиель. — «Помнишь, как Крайтер пытался объять ее еще на Вербарии?»

Идея показалась Сейвену дельной и вот он, когда-то такой мизерный, затянул собой целый мир, обнял его точно атмосфера планету. Но он по-прежнему не чувствовал генизу…

Вдруг его плеча коснулось теплое дыхание. Впрочем, не было ни плеча ни дыхания — просто чувство близкого присутствия. «Разиель?» Сейвен оглянулся. Да, она была рядом. Но присутствие относилось не к ней. Оно как будто исходило от самой генизы.

— «Сейвен, я чувствую ее. Я слышу Айро!» — его сакральное возликовало. — «Она зовет нас!»

Сейвен напряг свое восприятие, но, увы. Он чувствовал кого-то, но не Разиель и не Айро. Присутствие не походило и на Атодомель, хотя бы потому, что не источало мрак. «Может быть, это для меня все смешалось? И я чувствую те тысячи тысяч заключенные внутри?»

«Разиель, я не уверен, что слышу Айро», — и прежде, чем она успела что-то ответить, добавил: — «Вы сестры, наверное, поэтому ты чутка к ее голосу. Она сможет пропустить нас внутрь? Попробуй спросить ее».

Его раздутое тело затрепетало. Возбуждение исходило от Разиель, как тепло от костра. Замерзший и потерявшийся в морозной ночи человек непременно почувствовал бы это тепло и устремился к его источнику. Но Сейвен по-прежнему ничего не видел, а потому решил, что не понимает до конца зова Разиель. «Удивительно, как она, просто отражение, глубока и целостна, как самостоятельна и чутка в своих поступках».

На фоне благожелательных волн заискрилось что-то новое. Присутствие вторило голосу Разиель, переплеталось с ним в отдаленно знакомый мотив. «Их сон. Флейта Крайтера, песнь Айро на солнечной лесной полянке. Это она! Ошибки быть не может!» Теперь от экватора к полюсам генизы разбегались концентрические круги так, что каждая волна, смыкаясь на вершине одного из полюсов, проникала внутрь генизы. Ритмичные тягуны становились отчетливей и ярче. Гениза была готова вот-вот запеть сама. Когда же это случилось, когда чувственная симфония нашла свою верхнюю точку — все пропало.

* * *

Тишина и мрак.

Эти явления остались где-то позади, потому как в ушах шипело и булькало, а сквозь сомкнутые веки пробивался свет. Сейвен раскрыл глаза и посмотрел на источник света, но тотчас зажмурился ослепленный лучами заходящего солнца. «Где это я?»

Он приподнялся на локтях и локти с хлюпаньем погрузились в шершавый мох, под которым оказалась холодная вода. Тогда он перевернулся на спину и открыл глаза, стараясь больше не смотреть на солнце.

На мгновение дыхание замерло. Даже сердце, кажется, перестало биться. Небосвод отчаянно звенел синевой, тем самым глубоким оттенком, знакомым Сейвену с детства. Небесную даль пятнали редких лоскуты облаков от золотисто-оранжевых до багряных цветов. Край горизонта, противопоставленный закатной части, уже смыкался ночью. На его фоне поблескивали первые звезды и одна, особенно большая, что видна даже днем. «Зойба».

Сейвен понял, что попал на Вербарию.

«Почему попал? Разве я был не на ней?» Озираясь по сторонам, он сел. Вокруг, насколько хватало взгляда, простиралось болото. Замшелые кочки, трава, редкие кусты и топкие лужи, зеркалящие волнистый ландшафт. У солнечного горизонта лужи сливались в сплошной закатный блеск, отчего казалось, будто там стыло море. У края, где опускалась ночь, вроде бы чернела полоска леса. Сейвен прищурился. «Да, лес. Километров пять. К востоку».

Вставая, он пошатнулся, прянул в сторону, ловя равновесие, и провалился под мох. Снова сел и, с изумлением, уставился на промокшую до колена левую ногу. Молочно-белый балахон служил ему одеждой. Ни швов, ни складок, ни стежки… Будто соткан прямо на теле. Сейвен боязливо ощупал себя. «Вроде цел». Ощупал и вдруг замер. В голове промелькнуло воспоминание, но… Какое? О чем? Оно вильнуло причудливым завитком дыма и растворилось без следа.

Погрузившись в задумчивость, он склонил голову и стал машинально ковырять сырой мох. «Болота… Где они остались на Вербарии? Устье Хофери. Но это не Хофери. Слишком тепло. Да и лесов вблизи Йерашана уже давно нет». Вдруг его пальцы наткнулись на что-то гладкое и твердое. Он отвлекся от мыслей и вцепился в мох обеими руками. Вскоре из недр болота появилась белая сфера какой-то приплюснутой, некруглой формы. Поглубже запустив руки в грязную жижу он обхватил