Нет, Сигюн я не бросил – этого Фригг никогда бы мне не простила, – но я ухитрился убедить ее, что мне просто необходимо личное пространство. К тому же она успела забеременеть, так что всю свою энергию направила на вязание пинеток и чепчиков. В общем, все складывалось прекрасно, и мне даже необязательно было придумывать предлоги и извинения, когда хотелось уйти. А когда родились наши мальчики, Сигюн и вовсе оказалась поглощена заботой о них.

Да, у нас родились мальчики. Сыновья-близнецы Нари и Нарви с такими же, как у меня, зелеными глазами и столь же буйным темпераментом. Напрасно Сигюн рассчитывала, что рождение детей пробудит во мне чувство ответственности. Как раз наоборот. И я в течение нескольких первых лет жизни близнецов использовал каждую возможность, чтобы убраться подальше от моей драгоценной семейки.

Ну, что тут скажешь? Такова уж моя натура. И потом, какой пример был у меня перед глазами с детства? Отца своего в царстве Хаоса я не знал, а в Верхнем мире не знал и матери. Нельзя сказать, что это счастливое начало жизни для любого ребенка. И все же, если бы я вел себя тогда иначе…

Впрочем, нет. Оставим сожаления неудачникам. Что сделано, то сделано. Не имеет смысла сожалеть о прожитой жизни, желая прожить ее по-другому. В конце концов, я ведь за все расплатился, не правда ли? Возможно, я даже заслужил нечто подобное. Возможно, мне следовало бы… Нет, об этом пока ни слова. Легко быть мудрым после конца света. Эта мудрость заложена в фундаменте Черной крепости Нифльгейма, темного мира.

В общем, чувство отцовства прошло сквозь меня, как пшеничное зерно у гуся по пищеводу – неповрежденное и не оставившее о себе памяти. И если когда-либо случалась минута, когда мне приходили в голову глупые мысли о том, что неплохо бы поиграть с сыновьями в салочки, или научить их летать, или менять обличье, или лгать (а это крайне важное в жизни умение!), или предавать друзей, то я старался хранить эти мысли при себе, что весьма разумно. Но все же порой я сознавал: что-то во мне переменилось. Что-то сдвинулось в моей душе. И тот узел колючей проволоки, что вечно терзал мое сердце, вдруг стал гораздо меньше мешать мне. Теперь я мог целую неделю, а то и месяц прожить, даже не вспоминая о мести. А однажды, влетев в Асгард после долгих странствий в обличье сокола, я увидел своих сыновей, игравших у крепостной стены – им тогда было лет семь или восемь, – и на мгновение почти ощутил…

Да. Я почти ощутил счастье.

Мне бы следовало сразу понять, что тут что-то не так. Скажем прямо, для меня это было неестественно. Но, видимо, после многолетних попыток Одину все-таки удалось совратить меня. Нет, это была, конечно же, не любовь к своим детям, но я, безусловно, испытывал некое удовлетворение. Я вдруг почувствовал, что больше не одинок. У меня вдруг появились родные люди. И вдруг – наверняка конец света был уже совсем близок – я, глядя на своих сыновей, подумал: А ведь это, пожалуй, именно то, чего мне всегда недоставало. А что, если я и впрямь принадлежу к этому миру?..

И после этого наступила полоса относительного спокойствия. Не то чтобы сам я несколько притормозил свои происки, но в Асгарде стояло лето, и все мы немного размякли, наслаждаясь солнечным теплом. Мы тогда находились в зените своей славы; нам поклонялись повсюду в Срединных землях. Мы получали все, чего хотели: золото, оружие, вино, женщин. Самыми популярными из богов были Один и Тор, а также, разумеется, наш Золотой Мальчик, Бальдр. Впрочем, и Ваш Покорный Слуга получил свою порцию славословий, гимнов и жертвоприношений. Народы Льдов и Гор пребывали с нами в мире; Фрейр был счастлив с молодой женой, а Скади отправилась в очередное путешествие на Север, и это означало, что больше никто не мог помешать нашим бесконечным празднествам и развлечениям.

И все же что-то где-то мы упустили. Мы стали чересчур благодушными. А ведь подозрительность и способность к выживанию – это близнецы; потеряй одного, и второй вскоре последует за ним.

Однажды утром после очередной пьянки Тор пробудился в своих пустых чертогах и обнаружил, что у него пропал молот. Поначалу он решил, что это Сив его куда-то сунула во время уборки; затем ему пришло в голову, что молот, наверное, спрятали в шутку его приятели, но те сказали, что знать ничего не знают о пропавшем молоте. И тогда Тор припер к стенке меня и заявил, что молот украл я. Вот тут-то мы наконец и поняли, что столкнулись с действительно серьезной проблемой.

– Да на кой черт мне твой молот? – возмутился я.

– Не знаю, – пожал плечами Тор, – я просто по-думал…

– А вот думать ты даже и не пытайся! – сердито сказал я и начертал в воздухе руну Бьяркан, руну истинного видения. Она тут же открыла мне след похитителя – я узнал его по цветам ауры: это был Трюм, один из вождей народа Льдов. – Твой молот украл Трюм! – возвестил я. – Он любит странствовать в обличье орла и, должно быть, сумел пробраться в твои покои, пока ты спал, и выкрал молот. – Я повернулся к Хеймдаллю. – А ты куда смотрел? Небось снова напился до бесчувствия? Ну, знаете, уважаемые боги, безопасность у нас в Асгарде…

– Попридержи язык! – прорычал Хеймдалль. – Не то я тебе его отрежу!

Я приподнял бровь, изображая удивление, и пред-ложил:

– Что же ты медлишь? Вперед! Развлекись, пока можешь. Ибо вскоре весть о том, что Тор лишился молота, разнесется повсюду, и на нас навалятся со всех сторон. Всем, даже самым мелким, воинственным племенам давно не терпится одержать над нами победу.

Воцарилась тишина; было ясно, что я прав.

Я повернулся к Фрейе:

– Тащи свой плащ из перьев!

Она кивнула. Даже она понимала, что может произойти, если Мьёлльнир действительно пропал. Это ведь был не просто молот. Утрата Мьёлльнира означала потерю доверия к богам. Собственно, империя Одина держалась на блефе; боги Асгарда внушили всем, что напасть на них никто не осмелится; однако враги постоянно кружили неподалеку, точно стая волков вокруг горящего костра. Пока что они держались на расстоянии, но стоит им почуять кровь, и они кинутся на нас, а мы не успеем и глазом моргнуть, как будем разорваны в клочья.

Один смотрел, как я надеваю плащ.

– Поговори с Трюмом, – сказал он мне. – Выясни, что ему от нас нужно. И еще, Локи… пожалуйста, будь осторожен.

Я был удивлен. Должно быть, впервые Старик проявил какой-то интерес к моей личной безопасности. Впрочем, догадывался я, он отлично понимает, что им понадобятся мои умения, когда придется возвращать молот. И все же, признаюсь, я был польщен тем, что Один выказал мне доверие, и мне уже самому хотелось продемонстрировать, на что я способен. В общем, я поспешил на Север и отыскал старого Трюма; он торчал у себя в крепости и был занят изготовлением ошейников для своих гончих. Вид у него был страшно довольный.

Я слетел к нему поближе и устроился на ветке дерева так, чтобы он не смог до меня дотянуться своими здоровенными ручищами.