– Привет, Локи, – сказал он, дружелюбно оскалившись. – Ты сегодня выглядишь на редкость милой птичкой. Как дела у асов? А ваны как поживают?

– С тех пор, как ты украл молот Тора, они поживают не очень-то хорошо, – напрямик заявил я.

Трюм широко ухмыльнулся:

– А разве я его украл?

– Я думал, Трюм, у тебя башка все-таки лучше варит, – сказал я. – Неужели ты действительно хочешь, чтобы из-за какого-то молота во всех Девяти мирах началась война? Ты же понимаешь, что эта заварушка коснется не только Асгарда. Твоя кража нарушит равновесие между Порядком и Хаосом, и Лорд Сурт окажется у тебя на пороге раньше, чем ты успеешь высказать свое «предсмертное желание». Так что лучше верни Тору молот, и все мы продолжим жить спокойно. Ну, что скажешь?

Трюм снова ухмыльнулся.

– Мне нужен вовсе не молот Тора.

– Прелестно! А что же тебе нужно?

– Я влюбился! – заявил он.

– Черт побери! – выругался я. – Еще и ты!

– Я спрятал молот в Нижнем мире, так что вряд ли ты сумеешь быстро его отыскать, – проговорил он. – Но я сразу же его верну, если вы отдадите за меня вашу богиню страсти нежной. Даю тебе девять дней, чтобы доставить Фрейю сюда.

Опять Фрейя! Мне следовало бы догадаться. От этой красотки одно беспокойство. Я стрелой полетел в Асгард – времени-то у меня было немного, – и сразу увидел Тора Громовержца, с нетерпением ожидавшего моего возвращения.

Я скинул плащ из перьев, чувствуя, что от усталости едва держусь на ногах. Но Тор этого не замечал.

– Ну? – спросил он.

– Хорошо бы чего-нибудь выпить. Между прочим, я несколько дней летел без передышки.

Тор схватил меня за горло.

– Ну?

– Ну, поговорил я с Трюмом, – сказал я. – Он готов вернуть молот, но поставил условие: мы должны отдать ему в жены Фрейю.

Секунды три Тор обдумывал мои слова, а потом заявил:

– Прекрасно. Сейчас мы ей скажем.

Мы созвали общее собрание в тронном зале Одина, и я сообщил:

– Есть хорошие новости, а есть и не очень хорошие. Хорошая новость – это то, что мне удалось убедить Трюма вернуть Мьёлльнир. А новость не слишком приятная заключается в том… – Я ослепительно улыбнулся Фрейе. – Ну, прежде чем ты окончательно испепелишь меня своим взглядом…

– Ты лучше даже не начинай – по-моему, я уже знаю, что ты сейчас скажешь, – сердито прошипела наша богиня любви.

– Да ладно тебе, – сказал я. – Постарайся быть справедливой. Трюм – парень вполне приличный, по крайней мере, в глубине души. И он, черт побери, какой-никакой, а правитель! Я же не за батрака тебя выдать пытаюсь. Ты прикинь хорошенько: станешь королевой Льдов, наденешь бриллиантовую корону и подвенечное платье из белой норки…

Фрейя все-таки одарила меня испепеляющим взглядом и гордо заявила:

– Нет уж! Я скорее сама воевать пойду!

– И чем ты будешь воевать? Мьёлльнир-то у Трюма! Или, может, ты об этом забыла?

– Ну и пусть! Не пойду я за этого ледяного великана! Они все такие безобразные, совершенно неотесанные, и все как один рыбой провоняли.

– А что плохого в запахе рыбы? – грозно спросил Ньёрд.

Фрейя умоляюще посмотрела на Одина.

– Но ты-то, надеюсь, не захочешь, чтобы я выходила замуж за Трюма? – сказала она, трепеща ресницами.

Но после истории с Двалином и «платой» за ожерелье Один стал относиться к Фрейе куда менее снисходительно. По большей части он, правда, гнев свой наружу не выпускал, но я слишком хорошо его знал, чтобы ошибаться.

– Нам необходим этот молот, Фрейя, – довольно холодно сказал он.

– А я, значит, тебе не нужна? – Она расплакалась – это был ее излюбленный прием в борьбе с противником, который вздумал ей противоречить. Но сейчас никто на ее слезы внимания не обратил, и Фрейя утерла лицо и злобно выпалила: – Мне все ясно! Ради молота ты готов продать меня, как последнюю шлюху!

Я даже лицо рукой прикрыл, пряча усмешку, но все же постарался, чтобы Фрейя эту усмешку успела заметить.

А потом я перехватил взгляд Одина, сидевшего на троне, и сразу понял, о чем он подумал. Поняла это и Фрейя – ее прямо-таки затрясло от гнева. И она тут же начала перевоплощаться. Как известно, ее вторым обличьем был образ мерзкой карги, похожей на грифа-падальщика – это была поистине чудовищная персонификация всепоглощающей эгоистической страсти, – и в яростной вспышке волшебства золотое ожерелье у нее на шее лопнуло; золотые звенья и самоцветы так и посыпались по полу, а я, не удержавшись, снова усмехнулся и заметил:

– Боже, до чего ты соблазнительна!

Фрейя даже завизжала от отчаяния и, крикнув: «Я всех вас ненавижу!», выбежала из зала.

– По-моему, она сказала «нет». – Я посмотрел на Одина. Боги смущенно переглядывались. – Но в таком случае, – продолжал я, – нам все-таки придется воевать с Трюмом. И с народом Льдов. Между прочим, у Трюма прочная крепость и немалое войско; к тому же он вооружен рунами и отлично знает тамошние места. Да и молот Тора пока что у него… – Я помолчал: пусть хорошенько осознают, что им предстоит. – Трюму нужна невеста. Нам нужен Мьёлльнир. По-моему, у нас нет выбора. Надо дать ему ту невесту, какую он хочет.

Воцарилось молчание. Вид у всех был мрачный.

– Фрейя за него не пойдет, – сказал Фрейр.

– И я ее понимаю, – произнес я. – Но нам все-таки придется дать ему какую-то невесту. Кстати, одна невеста, с головы до пят завернутая в подвенечную фату и одетая в платье, расшитое самоцветами, почти не отличается от любой другой.

– Ты думаешь, его можно обмануть? – фыркнул Хеймдалль. – Да как только он обнаружит, что его провели, он любой невесте горло перережет!

– Не перережет. Особенно, если она прежде успеет перерезать горло ему, – возразил я. – Все зависит от того, кого к нему послать.

Все снова уставились на меня. А я с улыбкой повернулся к Тору.

– Даже не думай о том, о чем ты только что подумал! – прорычал он.

– Между прочим, я думал о длинном, в пол, платье из тафты и теплом плаще из белоснежной норки. Под платье можно надеть сколько угодно нижних юбок, чтобы твои бедра выглядели более округлыми. А твои буйные волосы можно спрятать под хорошенькую маленькую шапочку…

– Ни за что! – с угрозой заявил Тор.

Я не обратил на это внимания.

– Мы починим ожерелье Фрейи, – сказал я. – Ожерелье – это, можно сказать, ее личная подпись. Трюм в первую очередь посмотрит, есть ли на ней это ожерелье. Лицо твое будет скрыто фатой, так что даже придворные Трюма ничего и не заподозрят. И как только Трюм принесет молот…

Теперь даже Один заулыбался.