проверять у всех силу биополя. Как известно, для этого нужно положить на ладонь хорошо расправленную купюру и держать — если купюра начнет загибаться по краям, а то и вовсе в рулончик скрутится — значит, у человека мощное биополе. А если не начнет — слабенькое.

Анька была громкая, общительная девчонка из тех, что назначают себя главными в любой компании. Всеми предметами гордости и зависти она умудрялась обзавестись первая в классе — и куклу Барби ей первой купили, и приставку, и компьютер потом, и в лосинах она тоже первая в школу пришла, и даже за границу уже летала, на настоящем самолете.

Над всеми, кто отказывался проверять биополе или у кого купюра не скручивалась, Анька и ее друзья-подружки уже успели посмеяться — вроде и ничего такого, а обидно, в школе почему-то всегда обидно, если над тобой смеются, это потом у человека кожа потолще нарастает.

Очередь дошла до Розы, которую обычно никто не трогал — она так и осталась для класса странной новой девочкой. Анька подошла и протянула ей купюру. Роза сжала темные губы и помотала головой. Анька не отставала, с насмешливой улыбочкой помахивая деньгами у Розы перед носом. Купюра была довольно приличного номинала.

— Ты чего? — встряла Ада.

— А мы проверить хотим. — Анька даже покраснела от предвкушения того, что сейчас выдаст — запретное, как матерный анекдот, но такое же хлесткое и разудалое. — Проверяем, чем биополе у русских и нерусских отличается.

Вышло действительно хлестко и обидно, хоть и не совсем понятно, почему. Ада сразу вспомнила, как ее однажды не взяли играть в войнушку за «наших» — тебе, сказали, нельзя, ты немка, ты Фройляйн. Она шагнула к Аньке и хмуро потребовала:

— Тогда давай на мне проверим.

В классе наступила предгрозовая тишина, только девчонки из Анькиной компании продолжали хихикать. Ада не успела взять купюру — ее молча выхватила Роза и положила себе на ладонь.

Сначала узорчатая полоска бумаги лежала неподвижно, даже края не приподнялись.

— Надо было ладони потереть, — шепнул кто-то из сочувствующих. — Чтоб нагрелись…

Роза набрала в грудь воздуха — немного, совсем немного, — и выдохнула.

Купюра начала скручиваться в тоненькую трубочку. Но не так, как у всех прочих: бумага скручивалась только с одного конца, быстро и ловко, в плотный рулончик. А когда остался один узкий белый краешек с водяными знаками, над ладонью Розы вдруг поднялось облачко дыма, и запахло так, будто кто-то курил прямо в классе.

— Горит! Горит! — восторженно закричали те, кому удалось пробиться в первые ряды.

— Отдай, не твое! — бросилась спасать деньги Анька, а Роза быстро накрыла тлеющую трубочку другой ладонью, а когда отняла ее — от купюры осталась только щепотка серого пепла.

— Фокус-покус, — медленным, низким голосом сказала Роза и хлопнула в ладоши. Пепел разлетелся в стороны, Анька чихнула.

— Верни деньги! Верни!

У Розы задрожали губы. Все подумали, что от обиды, и только Ада заметила, как сестра делает глубокий вдох, а в глазах ее вспыхивают первые искры черного огня. И Ада заголосила во всю мощь унаследованного от бабушки сопрано:

— А ну отстань! Мы не брали ничего! Отвали!

В класс вошла учительница немецкого, Ада кинулась к ней:

— Зоя Сергеевна! А Аня…

— Стукачка! — прошипела Анька и юркнула на свое место.

— Горело ведь! — восторгались за первой партой. — Правда горело!

— Она порошок всыпала!

— Сказано же вам — фокус!

— Тише! — Зоя Сергеевна постучала карандашом по столу. — Роза, тебе особое приглашение нужно?

Застывшая посреди класса Роза вздрогнула, будто очнулась, и села за свою парту. Ада тревожно оглядывалась на нее весь урок — вместе им сидеть не разрешали, чтоб не болтали, — и даже кинула записку, но она улетела под батарею, и Роза не стала за ней наклоняться.

После урока Анька поймала Розу в коридоре, оттерла к стене и сказала тоном киношного бандита:

— Слышь, коза…

Опять подскочила готовая к бою Ада, на нее надвинулся Колян из Анькиной стаи, тощий, но высокий.

— А ну цыц. Деньги чтоб вернули!

— Нет, — тихо ответила Роза. — Это плата была. За фокус.

— Я фокусы не заказывала! Проблем захотелось?

— Мне… — начала Роза, и голос у нее опять стал медленный и низкий.

— Розка, не надо! — Ада подхватила ее под локоть. — Я классной скажу!

— И я скажу, — Анька повернулась к Аде. — Что вы у меня деньги сперли. До пятницы чтоб принесли. Пока по-хорошему просят.

Из школы сестры ушли попозже, отсидевшись после последнего урока в туалете, чтобы не наткнуться опять на Лысову. У Ады даже живот разболелся от страха — вот ведь, нажили себе на ровном месте врага, да еще какого. Анька дружила с пацанами из старших классов, даже вроде как встречалась с одним из них, и хвасталась, что они за нее кого угодно в асфальт закатают. И говорили, что она ужасно злопамятная… Аде казалось, что жизнь их теперь бесповоротно погублена, все будущее, все радости и даже скорые каникулы заслонила черная тень Аньки Лысовой, которая отныне не оставит их в покое.

Таких денег у них, конечно, не было. Ада недавно поругалась с отцом, и карманные расходы им урезали. Можно было попробовать с ним помириться, но неизвестно ведь, в каком настроении и состоянии он будет… Или просто взять деньги в серванте, там на верхней полке коробочка из-под леденцов, мама в нее откладывает понемногу на ремонт. Может, никто и не заметит, купюрой больше, купюрой меньше… Но если заметят — скандал на весь дом будет, воровства им точно не простят. А еще можно больными прикинуться и не ходить в школу. Если, к примеру, Роза первая кашлять начнет, а через день и Ада сляжет, то родители ничего не заподозрят: ясен пень, заразились друг от друга.

Главное, пережить пятницу, а потом все как-нибудь само рассосется! К примеру, Лысова тоже заболеет, только по-настоящему, — кто ей мешает заболеть, говорят, грипп по городу ходит, — или им повезет, и они раздобудут деньги. Накопят, в конце концов, экономя на завтраках, и больше никаких чипсов…

Ада сумбурно высказала все это Розе, поплакала, а Роза приподняла тяжелые ресницы и покачала головой:

— Успокойся. Ничего мы ей отдавать не будем.

И Ада в самом деле немного успокоилась.

Когда