И он отзывается страстно, жарко и глубоко. Горячие ладони обхватывают груди, сжимают соски между костяшками пальцев. И теперь стон Анни заглушает поцелуй. Она хочет его, Томаса, сильно, неистово, до боли, до слез на глазах. Невероятно хочет принадлежать ему, и чтобы он принадлежал ей.

Пальцы путаются, она дергает молнию брюк, тянет ширинку вниз. А чёртов Краун хрипло смеётся над её судорожными попытками добраться до вожделенного. И тогда она проводит ладонью по уже возбуждённому члену сквозь ткань брюк. Томас уже не смеется, и она ловит устами краткий стон мужчины.

– Возьми меня, возьми, – шепчет она, покусывая губы свои и его. – Чего ты ждешь?

– Ты такая сладкая, Анни. Я хочу распробовать тебя.

Его слова поднимаются огненной лавиной в груди, сбивают и так неровное дыхание. Анни впивается в губы Крауна неистово, покусывая, сразу зализывая следы своей страсти. А руки, кажется, живут своей жизнью: сжимают, гладят, то медленно, то порывисто и быстро, отчего и Краун дышит глубоко и прерывисто. И в один момент не выдерживает. Резкими движениями распускает ширинку, застежку, припускает белье, чтобы в следующее мгновение притянуть Анни к себе и в рывок ворваться в её тело.

Анни кричит, впивается ногтями в плечи Томаса и дрожит, настолько остро она ощущает его в себе, каждый дюйм его горячей плоти. Первый толчок вновь срывает вскрик, Анни сжимается вокруг Томаса, обхватывает его руками, ногами, впивается зубами в его губу и стонет громко, с надрывом.

Нет больше нежности, смакования, прикосновений, есть лишь толчки, быстрые и сильные, резкие и глубокие. Есть лишь дыхание, громкое и прерывистое, одно на двоих, которого не хватает ни одному. И есть жар, единый для них, он просачивается в поры, растекается по жилам огненной магмой, проникает в самое сердце, душу, выжигая в ней место для одного единственного мужчины.

Томас раз за разом погружается в неё, каждый раз словно стараясь расширить границы её тела, ударить сильнее, глубже, ярче. Почти больно, так больно, что от этого невозможно отказаться, невозможно забыть и однажды заставить себя вырвать из памяти, даже если Анни захочет. А она не захочет.

Её тело в огне, оно пылает и дрожит, ощущая приближение неминуемой, но такой долгожданной грани, за которую Анни шагает с криком восторга. Оргазм накрывает с головой, разбрасывая в стороны остатки мыслей, заставляя вновь и вновь сжиматься вокруг твердого члена, что ещё движется внутри, продлевая удовольствие. Пока Краун не содрогается со стоном, достигая своей грани. Его пальцы впиваются в бедра, а член пульсирует, вздрагивает, выпуская семя. Анни дрожит вместе с ним и расслабленно выдыхает, когда Томас крепко обнимает её, пережив свои самые яркие моменты оргазма.

Ёрзая в кресле и растягивая на губах улыбку, я загрузила продолжение романа. А потом, немного подумав, отправила сообщение Никите:

“Настоятельно рекомендую зайти на страничку нашей общей знакомой Анестейши Лав”.

Кот приподнял голову, недовольно покосившись на меня. Наверное, ему мешает спать моё хихиканье.

Но настроиться, кажется, получилось. Я довольно бодро создала новый документ, и даже начала писать. Но часы сообщали о том, что время перевалило за полночь, глаза закрывались под мерный стук клавиш. Я упрямо писала, но, кажется, в сонном бреду выходило что-то не то. Когда упала головой на клавиатуру поняла, что засыпаю, но глянула в документ.

Жёсткие руки на теле, яростные поцелуи и почти незаметная боль под резкий рывок и рык мужчины.

Здесь вроде неплохо. А вот дальше:

Его малахитовый жезл огромный, горячий и пульсирующий врывается в её влажную пещерку. Бьётся о стенки, разбивая в тлен сталагнаты, пробивая путь к свободе и счастью. Таран неумолим и безжалостен, стены сотрясаются, лишь чудом удерживая толщу гор. Таран пробивает дорогу, позволяя воинам вступить в святая святых, и, оскалившись мечами, организованной волной двинуться в самые недра неизведанной территории. Туда, откуда льется свет, где зарождается жизнь и становятся известны все тайны мироздания.

Теперь я хохотала в голос. Даже пить не надо, в полусне такое можно написать, что хоть плачь, хоть падай. Как я с кресла.

Выводы были неутешительны: порно не моё, зато как я подняла себе настроение! Хохотала всю дорогу, пока брела к кровати ещё долго смеялась, лежа в кровати. Но сон всё же пытался взять своё, а когда я достала телефон, чтобы проверить будильник, увидела сообщение от Никиты.

“Жестокая. Я же теперь не засну!”

Сегодня я заснула со счастливой улыбкой на губах. А когда проснулась, улыбка стала шире. Даже недосып не портил настроения. Сеанс смехотерапии прошёл успешно.

Сборы проходили под музыку и мои попытки подпевать исполнителю. Тиран носился здесь же, всем своим недовольным видом сообщая, что он думает о моих вокальных способностях. Или это он прочухал, что хозяйка сегодня не планирует возвращаться домой? А я не планировала, уверенная, что и Никита не позволит мне сегодня уйти. Что он и подтвердил в сообщении, стоило мне пожелать ему наидобрейшего утра:

“Доброе утро, писательница! Я уже еду к тебе. Собери вещи, ночуешь у меня”.

Коротко, ясно и так сладко, что я зажмурилась, прижав ладони к сердцу и поджав пальчики на ногах. Радостное предвкушение распирало, щекоткой пробегалось по нервам, оседая теплом в груди.

Я думала, Никита будет ждать внизу, поэтому звонок в дверь был внезапным. Стоило открыть дверь, как Никита со счастливой улыбкой на губах вручил мне букет красных роз.

– Понял, что не знаю, какие цветы выбрать именно для тебя. Ты просто обязана рассказать о себе, – притворно строгим голосом проговорил он, а льдистые глаза смеялись.

– Думаю, розы любит каждая девушка, – я с упоением вдохнула яркий аромат, провела кончиками пальцев по нежным бутонам.

– Я тоже так подумал. К тому же красные розы на языке цветов – признание в страсти.

– И любви, – припомнила я, сразу прикусив нижнюю губу.

Никита не ответил, но улыбка на его губах стала загадочной, глаза вспыхнули эмоциями. Вот тут громким недовольным рычанием объявил о своём присутствии мой домашний Тиран.

– Привет, рыжий! – Никита махнул рукой, в которой я только сейчас заметила пакет. – Лучшее филе для защитника моей красавицы.

Выражение мордочки Тирана практически не изменилось, но он всё же начал принюхиваться к презенту.

Тиран не подпустил к себе Никиту, но мясо с королевским достоинством принял, что уже было хорошим знаком. Оставив цветы в вазе, я подхватила вещи и покинула квартиру. Переглядываясь, мы с Никитой вошли в лифт. А стоило створкам лифта съехаться, как Никита притянул меня к себе за талию, поцеловал жарко, сладко и нежно.

– Я всю ночь заснуть не мог после чтения, – признался он, лишь на сантиметр отрываясь от моих губ. Лёд его глаз снова обжигал страстью. На работу резко расхотелось, а единственным желанием сейчас было остаться с Никитой наедине. – Представлял, что и как с тобой сделаю, – шёпотом произнес он, словно делясь страшной тайной.