С этого момента он уже не думал, а действовал. Действовал, действовал, действовал! Пусть как автомат, но с вполне осмысленной программой. Отправился в Теплый Стан, где жила Машка. И хоть был он у Машки только однажды, быстро нашел и улицу, и дом, и подъезд, и квартиру. Профессионально, не привлекая внимания соседей (по крайней мере, так ему казалось), открыл дверь и первым делом задернул шторы в комнатах. При этом ему и в голову не пришло, что ведет он себя смешно, как в шпионских фильмах.

Начал почему-то с платяного шкафа: перетряс Машкины тряпки, попутно поразившись богатству выбора. А он и не знал, что она такая модница, к тому же некоторые из платьев весьма дорогие, уж он-то в этом разбирался! А ходила-то она в чем попало, прямо Золушка неумытая, с той только разницей, что Машку хоть отмывай, хоть нет, бесполезно. Известно же, что мыло физическое уродство не берет. Вконец озадаченный этим открытием, Измайлов оставил Машкин шикарный гардероб в покое и метнулся к антресолям в прихожей.

Там, среди разномастного старого барахла, нашел почему-то краски, кисти и мольберт, все в хорошем состоянии. Ясно, что все это утащено из мастерской Андриевского. Вопрос — зачем? Он даже постоял над этими находками в недоумении, но потом решил, что если они и являются уликами, то только Машкиной вороватости. Ничем она, как видно, не брезговала. Платья, кстати, тоже скорее всего Юлии, но к нему это, слава богу, не имеет никакого отношения.

Ну, что дальше? Он огляделся и счел достаточно привлекательным объектом старый комод в углу Машкиной спальни. Там под кипой выстиранных полотенец обнаружился только флакон с какими-то таблетками, по виду витаминами, и обычная аудиокассета. Единственное, что Измайлова насторожило, почему эта кассета упрятана под бельем, когда все остальные на виду — на столике возле магнитофона. На всякий случай сунул ее в карман.

Остановился: где искать дальше? А главное, что? Ах да, гипотетический дневник! Где эти дуры хранят их обычно? В кровати под подушкой? Измайлов быстро разворошил Машкину постель, получив в качестве трофея только трусики под матрасом. Сморщился и отпихнул их носком ботинка подальше с глаз долой. Наклонился и на всякий случай заглянул под кровать: там был только чемодан из плотной рыжей кожи.

Вытащил его на середину комнаты и попытался открыть, не вышло. Чемодан был заперт, и это интриговало больше всего. «Искать ключ, конечно, глупо», — решил Измайлов и побежал на кухню за подходящим ножом. Такой нашелся быстро, и спустя минуту Измайлов, весь в поту, уже рассматривал содержимое рыжего чемодана. Оно его потрясло.

Нет, там не было дневника с пространными и цветистыми описаниями их с Измайловым свиданий. Там аккуратно упакованные в папиросную бумагу лежали рисунки авангардистов из знаменитой коллекции Андриевского, той, что была занесена во все каталоги и которой он сам грезил и бредил.

— Но как… — Измайлов потер потный лоб дрожащей ладонью.

Если коллекция украдена Машкой, лихорадочно соображал он, то почему пропажа до сих пор не обнаружилась? Значит, это произошло недавно? Но ведь это совершенно безнадежная и глупая затея с Машкиной стороны, прошло бы совсем немного времени, и кража всплыла бы, подозрение первым делом пало бы как раз на Машку, а рисунки лежат в чемодане под кроватью! Странно, что ей это в голову не пришло. Ну, не думал он, что Машка такая непроходимая идиотка, хотя… А все ее выходки, а требование, чтобы Измайлов на ней женился, это как? Да на что она рассчитывала, когда позарилась на коллекцию? Непостижимо!

А что ему теперь делать с этим состоянием? Так и оставить в чемодане? Задача! А ведь руки так и чешутся! Он ведь на эти сокровища имеет не меньше прав, чем Юлия или Вика, которые их уже, можно сказать, профукали. Позволили какой-то Машке увести их из-под собственного носа. С другой стороны, если он заберет рисунки, то это и будет самая главная улика против него!

Но ведь никто, никто же о них пока не знает, включая и самих Андриевских, Машки теперь нет, таким образом их тайна принадлежит только ему… И потом… Он же не Машка, не станет хранить коллекцию в чемодане под кроватью. Он что-нибудь придумает, придумает. Спрячет в надежном месте до лучших времен. Подождет, пока шумиха вокруг утихнет, а там… По крайней мере, это оправдает все его страдания и окупит нервотрепку. Все, решено. А как вынести коллекцию? Не за пазухой же! Да так и потащит, в чемодане, в конце концов это ведь только до машины. Эх, надо было подогнать ее поближе, а то оставил в соседнем дворе!

Вспомнив о машине, Измайлов подошел к окну и осторожно выглянул из-за шторы. Во дворе стояла милицейская машина! Прямо возле Машкиного подъезда! Это они, они! Уже успели порыться в Машкиной сумке и нашли документы! Все, он пропал! Мгновенно забыв о рыжем чемодане, Измайлов бросился в коридор, а оттуда на лестничную площадку. Побежал сначала вниз, но потом, услышав приближавшиеся шаги и голоса, ринулся вверх. В несколько прыжков достиг девятого этажа и приник к окошку, выходящему во внутренний дворик.

«Сейчас они войдут в квартиру, а я потихоньку выскользну из подъезда…» — пульсировало в его раскалившемся мозгу. — Или лучше на лифте? Нет, не стоит…»

Но все планы разрушил отчетливый возглас снизу:

— Товарищ майор, да тут кто-то уже побывал! Похоже, совсем недавно!

И еще один:

— А ну-ка, ребятки, быстренько осмотрите дом, может, еще не успел далеко уйти!

Измайлов вжался в угол и бросил затравленный взгляд в небольшое окошко на лестничной площадке. Это безумие, запульсировала в виске кровь. А что не безумие? Связаться с Машкой, а потом по неосторожности ее прикончить? А нары? А рецидивисты, для которых он будет противным чистеньким интеллигентиком?

И уже распахнув створки окна и шагнув с подоконника в пустоту, он вдруг все так ясно сопоставил: краски, кисти, мольберт! Понял, понял! Вот в чем главная Машкина тайна, в том, что она достойная дочь своего папаши, хоть и незаконная! О пропаже рисунков догадались бы еще не скоро, потому что там, в квартире Андриевского, остались копии! Копии!

— Заткнись! — зло процедил Чушка, обернул к Лиле свою злобную рожу и будто стальными тисками сжал ей предплечье.

Лиля перестала всхлипывать, но зато стала икать. Ей было больно и противно. Этот боров избил ее и в ванной, куда проводил переодеться. Да еще оттаскал за волосы, так что теперь до головы не дотронуться. Правда, на этот раз он старался не оставлять синяков и рот ей зажимал, чтобы не кричала. Как же она его ненавидела! Временами эта ненависть даже перехлестывала страх. Но вспомнить его не могла.

Да, был в ее жизни период, когда она баловалась клофелином, вынужденно, поскольку сидела на мели. От Филиппа тоже никакой помощи не было, он тогда еще только подкатывался к богатой вдове Андриевского. Вот только все клиенты для нее так и остались на одно лицо. И навара-то, если честно, с них было с гулькин нос, какие-то бедняки все попадались. Не много она на них разжилась, хотя «Панасоник», кажется, она где-то прихватила, но загнала недорого, за гроши. Одному знакомому барыге, сама-то на барахолку с ним сунуться побоялась.