немецкими реакционными генералами, для которых и Центральная Рада, и социалистические правительство были чужды и враждебны из-за их демократических традиций»[317].

Вслед за «откровенными реакционерами» «вприпрыжку побежала» и «мелкобуржуазная украинская интеллигенция», «как перед тем бежала за социалистами». Имеются в виду прежде всего украинские социалисты-федералисты, считавшие идею государственности выше любой классовой идеи, полагавшие, по словам С. Ефремова, что «пришло время новой революции – революции против анархии». Для спасения государства и культуры они требовали создания коалиционной власти вместо Центральной Рады и социалистического правительства. Тем самым «эсефы с рвением расчищали почву для грядущего господина в надежде, что он не забудет этого их преданного труда»[318].

Активизировались и социалисты-самостийники. Они заявляли о необходимости исправить ошибки Центральной Рады, сформировать новую Раду народных министров из «деловых людей» и без участия представителей национальных меньшинств. И УПСФ, и УПСС выступали против созыва Украинского Учредительного собрания (сдержанной была и реакция УСДРП – собственно, всех, кто не получил по результатам выборов, хотя и неполных, сколько-нибудь серьезного представительства).

«Идя походом против Центральной Рады и будущего Учредительного cобрания, – развивает свою мысль П. Христюк, – украинская мелкая буржуазия начала вслед за крупной буржуазией наведываться, через черный ход, к своей надежде – немецкому командованию и просить его ласкового заступничества перед ненавистным социалистическим правительством. Так называемые хлеборобы-собственники, демократы и просто помещики не давали покоя немцам, добиваясь “справедливого суда”. Прусский юнкер только руками потирал от удовлетворения. Когда немецкое командование начало вмешиваться во внутренние дела республики, украинская буржуазия, лицемерно протестуя против этого, одновременно подобострастно отмечала в своих протестах, что это вмешательство является фактически полностью обоснованным, что оно вызвано бездействием и неспособностью к работе социалистического правительства»[319].

Картину, нарисованную младшим коллегой по партии, завершает М. Грушевский. Он считает, что все правые силы были едиными в то время в своем стремлении дискредитировать Центральную Раду, свергнуть ее, прекратить осуществляемую ею социальную политику – тем самым положив конец и Украинской революции. Причем бывший председатель Центральной Рады свидетельствует, что такие тенденции были не единичными, не регионально ограниченными, а всеобъемлющими. «Польские помещики Подолья и Волыни, – пишет он, – обратились к австрийскому правительству с призывом провести оккупацию пограничных частей Украины, упразднить в них крестьянские организации и земельную реформу, восстановить помещичье землевладение и завести принудительный крестьянский труд. Помещики и их официальные глашатаи завязывали по возможности более тесные связи с австрийскими и немецкими командами, угощали их офицеров, искали их помощи. Организовывали также польские военные части, или же, опираясь на ранее сформированные легионы, пробовали собственными силами отменять земельную реформу и возвращать помещичьи земли, розданные крестьянам земельными комитетами.

На Левобережье местные украинские помещики принялись также организовывать движение против земельной реформы и социалистического украинского правительства: присоединив к себе мелких собственников, крестьян и казаков, они выносили резолюции с требованиями к Центральной Раде отправить в отставку свой социалистический кабинет, не созывать Учредительное собрание, организовать временное правительство и, отдав ему всю власть, то есть введя диктатуру, самораспуститься. Иначе грозили борьбой, восстанием и т. д. Их депутации являлись к немецким представителям. На местах среди офицеров немецких частей также велась с этой стороны упорная агитация в направлении отмены земельной реформы, устранения социалистического министерства и украинской государственности. А хуже всего, что параллельно с такими мерами со стороны элементов посторонних, несоциалистических аналогичная агитация за устранение социалистов от власти и передачу ее в руки некой никому не известной украинской буржуазии (которой фактически и не было) – чтобы она с помощью немцев закрепила украинскую государственность на основах буржуазных – вели определенные группы украинских с. – дем. и с. – федералистов, их пресса повела обостренную кампанию против украинского правительства и Центр. Рады»[320].

Понимая всю сложность обстановки, Центральная Рада считала единственно возможным выходом из затруднения объединение украинских сил. Этой цели, в частности, было подчинено переформирование Рады (Совета) народных министров 24 марта 1918 г. Во вновь возглавляемый В. Голубовичем исполнительный орган вошли 6 эсеров и сочувствующих им, 3 социал-демократа, 4 социалиста-федералиста, 2 беспартийных.

Однако эти изменения означали лишь формальное завершение правительственного кризиса. Так, украинские социалисты-федералисты одновременно действовали «на два фронта» и за два дня до гетманского переворота отозвали своих представителей из Совета народных министров.

Вообще, идея переворота явно доминировала в последние два месяца существования Центральной Рады, Украинской Народной Республики. Она витала в воздухе все время после возвращения украинских властей в Киев.

Австро-германские военные власти быстро убедились в том, что они просто не могут «заставить» украинское правительство «действовать и организовывать так, как мы (оккупанты. – В. С.) прикажем»[321]. Их прямолинейная логика состояла в том, что «власть находится в наших руках (т. е. оккупантов) и министры должны нам подчиняться»[322]. И последние действительно не проявляли непослушания, однако поделать ничего с собственным народом не могли.

Поэтому австро-немецкая администрация, все откровеннее пренебрегая украинской властью, должна была и озаботиться об ее изменении, и взять на себя функции умиротворения страны. С первых дней пребывания в Украине оккупанты осуществляли террор против «большевизированного» населения, особенно крестьянства[323].

Они бессовестно грабили народное имущество, запустив на полные обороты свою судебную машину, пытались взять на себя проведение весенних полевых работ да и вообще «упорядочить» земельное дело в Украине (пресловутый приказ фельдмаршала Эйхгорна), все активнее наращивая динамику вмешательства во внутренние дела Украины.

Конечно, такие акции наталкивались на противодействие украинских властей, приводили к громким скандалам (как в случае с тем же приказом Эйхгорна), но неизменным следствием имели лишь ограничение суверенитета УНР, свертывание прерогатив национального правительства. Это ярко засвидетельствовал и следующий приказ Эйхгорна от 25 апреля 1918 г. (после довольно сомнительного по замыслу и форме ареста киевского финансиста, реакционера и немецкого пособника А. Доброго) о введении в Украине немецких военно-полевых судов[324]. 27 и 28 апреля происходило бурное, нервное заседание Центральной Рады, которое имело известный трагический финал – арест нескольких членов Центральной Рады и грубое прекращение ее работы.

29 апреля 1918 г. стало последним днем существования ведущей силы Украинской революции.

Председатель Центральной Рады так воспроизводил основные события последних дней УНР: «Учитывая, что никто из уважаемых украинских деятелей не соглашался принять из немецких рук власть, пришлось выдвинуть в качестве кандидата на гетманство шурина немецкого главного коменданта генерала Скоропадского, кроме далекого родства с бывшим гетманом ничем не связанного с украинством. Киев и его окрестности были наполнены немецкими войсками (австрийские части высланы); “синежупанную дивизию”, сформированную из военнопленных украинцев, насильно разоружили; сообщение с Берлином плотно прервано; провозглашено официальное введение военной юстиции для охраны порядка, и специально в Киеве, с учетом приближения 1 мая, заведена усиленная немецкая охрана. На этом основании какой-то воинский чин – якобы без ведома самого