советской историографии, следствием идеологического давления на ученых тоталитарной системы. Но немецких авторов, опубликовавших свои работы еще в 1919 г., вряд ли можно заподозрить в симпатиях к коммунистическим доктринам, влиянии на них большевистских взглядов. На страницах книги встречается немало[290] резко негативных оценок большевизма: просто в данном случае мы имеем дело с рефлексиями очевидцев на непростые события, попытками их по возможности адекватнее передать и непредвзято оценить. Речь, по существу, о мемуарных первоисточниках высокого качества, содержащих весьма важную информацию для размышлений и научных выводов.

Подытоживая, представляется необходимым отметить, что историки получили в свое распоряжение весьма интересное издание, дающее дополнительный заряд для исследований, для научных рассуждений, для обоснования концептуальных выводов и реконструкций непростых страниц нашего прошлого. Естественно, как и к любому другому источнику, к материалам книги «Украина – 1918. Взгляд из Германии», следует применять критический анализ, что, несомненно, еще не один раз будет делаться в будущем. Но уже сейчас, в первом аналитическом приближении с большой долей уверенности можно констатировать, что многое из воссозданного авторами – непосредственными участниками событий, пронзительно наименованных «свирепыми вихрями войны»[291], заслуживает безусловного доверия.

Приведенные выше материалы отнюдь не набор неких исключений, или случайно «оброненных», мимоходом высказанных мыслей и оценок, что дополнительно легко подтверждается расширяющимся кругом исторических и историографических источников, в частности – зарубежного происхождения. Их частичный нарративный анализ осуществлен в недавних специальных публикациях автора[292]. Как представляется, он достаточно убедительно подтверждает вышеизложенные соображения и оценки. Недопустимо считать, что профессиональные историки по каким-то причинам не знакомы с документами, изданиями, на которые делаются ссылки в данной работе. Остается предположить одно: есть основания, чтобы они оставались вне поля анализа, были малоизвестными или и вовсе неизвестными для широкого читателя.

Так что ставить под сомнение военно-оккупационный характер планов и реальных действий Австро-Венгрии и Германии может лишь тот, кто специально закрывает глаза на всем хорошо известные факты, ставит своей целью достичь заранее задуманного результата методами, не свойственными науке.

Впрочем, кого-то, похоже, «сбивает с толку» то обстоятельство, что официально чужеземцев для управления собственными делами призвали «в свой дом» сами украинцы, то есть Центральная Рада. Факт, конечно, несомненный. Но все же трудно понять, какой логики в истолковании происходившего в конце концов оказывается больше: стремления оправдания оккупантов – какие к ним могут вообще быть претензии, их же «пригласили» – или же постыдного признания собственной беспомощности – добровольно «отдаться» под внешнее управление. Именно такие ассоциации вызывает энциклопедическое «изобретение»: «Австро-германской администрации управление территорией Украины»[293]. Естественно, в статье содержится попытка представить военную оккупацию в позитивном ключе и даже как благо для Украины, ведь все это делалось для стабилизации положения, наведения порядка. О цене, которую за последовавшие деяния должен был заплатить народ, речи нет. Если бы последний вопрос в данном случае возникал, ответ на него наверняка бы приводил к возникновению противоречия с трактовкой акции зарубежных армий как безобидном, едва ли не бескорыстном мероприятии.

Очевидной попыткой как-то «примирить» неизбежные «неувязки» является квалификация сформировавшейся ситуации как «нетипичной оккупации» Украины[294]. И если в юридически-правовой плоскости с предложенными соображениями еще в определенной мере можно соглашаться, то анализ реального опыта 1918 года говорит о том, что найти существенные отличия между «типичной» и «нетипичной» оккупациями при всем желании сложно.

* * *

В первые дни интервенции советское правительство Украины могло противопоставить иностранному нашествию всего несколько тысяч бойцов (по некоторым данным – до 20 тыс.)[295], сосредоточенных на киевском и одесском направлениях. Преследование отрядов УНР, что оставили Киев и через Бердичев – Житомир уходили все дальше – вплоть до линии фронта, практически не осуществлялось. Провозглашение советской власти в местностях, из которых эвакуировались органы Центральной Рады, просто не успевали подкрепить созданием должного военного обеспечения.

Поэтому неудивительно, что, когда в Украину двинулась мощная немецкая военная армада, предотвратить ее продвижение было некому. Поэтому в течение первых трех дней наступления (19–21 февраля 1918 г.) она и захватила Луцк, Ровно, Сарны, Новоград-Волынский, а 24 февраля – Житомир. Какими-либо документальными свидетельствами о вооруженных операциях, военных действиях историки не располагают.

Возможно, здесь не очень оперативной оказалась и реакция руководящих инстанций советской Украины. Так, лишь после появления 21 февраля 1918 г. ленинского декрета «Социалистическое Отечество в опасности!» (немцы осуществляли тогда наступление и на Петроград), ЦИК Советов Украины создал 22 февраля Чрезвычайный комитет для руководства обороной республики. В его состав вошли Н. Скрыпник, Ю. Коцюбинский, В. Примаков, С. Бакинский[296].

Положение с каждым днем все более осложнялось, ведь после сдачи Бердичева открывался путь на столицу – Киев. В городе успели создать несколько красногвардейских отрядов под командованием В. Боженко, В. Довнар-Запольского, Г. Чудновского, А. Дзедзиевського. К ним присоединились отряд Червонных казаков во главе с В. Примаковым, отряд В. Киквидзе, Уманский отряд (командующий И. Кулик), Винницкий (Е. Эдельштейн), Славянский (В. Марапулец), русско-сербский отряд (А. Гриневич) и др. 27 февраля в правительственной телеграмме в Москву сообщалось: «По всей Украине мобилизуются социалистические отряды, которые идут на Киев, Полтаву, Кременчуг, Сумы, Харьков, Екатеринослав»[297].

Однако более чем двадцатикратное превосходство оккупантов делало свое дело: советские войска отступили и 1 марта сдали Киев. За два дня до того Народный секретариат эвакуировался в Полтаву. Познав вкус молниеносного продвижения вглубь Украины, немецкие оккупанты развернули наступление по линии Ромодан – Полтава и Бахмач – Конотоп. Австро-венгерские части двинулись на юг Украины. Заняв 3 марта Жмеринку, они сразу стали угрожать Одессе. Однако темпы покорения левобережных территорий заметно замедлились. Конечно, совсем не потому, что аппетиты завоевателей уменьшились.

Главной причиной здесь стало нарастание сопротивления оккупации. Навстречу австро-германским войскам и гайдамакам высылались все новые отряды, сформированные в разных городах и селах. Так, под Конотоп из Харькова прибыли красногвардейские отряды под командованием Н. Руднева, 10 марта на фронт отправился Первый социалистический отряд под командованием К. Ворошилова. В него входило 640 шахтеров и металлистов, а в распоряжении было 2 бронепоезда и значительное количество патронов, полученных от рабочих Луганского патронного завода. Через несколько дней в район Конотопа прибыл и Второй луганский социалистический отряд под командованием А. Пархоменко. К луганчанам присоединились и несколько шахтерских отрядов из Юзовки, в том числе и Первый пролетарский полк Донецкого бассейна. Упомянутые формирования были объединены под общим командованием К. Ворошилова[298]. Около трех тысяч красногвардейцев дала в те дни Черниговщина[299].

В район боевых действий была передислоцирована и часть красногвардейцев, которые до того участвовали в успешных операциях на кадетско-калединском фронте.

Активность проявляла украинская молодежь, особенно та ее часть, которая начала объединяться в союзы социалистической рабочей молодежи (ССРМ). Так, одесские молодые участники союза создали несколько отрядов, укомплектовали, в частности, команду бронепоезда во главе