– И жизнь прошла даром?

– Вот именно.

– Где-то ты меня накалываешь.

– Ни боже мой. Всё честно. Олежа, я ведь к чему клоню? Мы вроде бы из-под удара выбрались, здесь не то чтобы не найдут, а просто искать не станут. Значит, можно пораскинуть мозгами уже не торопясь. Мы вот зациклились на барха и ни о чем другом уже не думаем. Хорошо, завтра к обеду мы доберемся до Годоббина, мне о нём только хорошее рассказывали… А если не поможет? Если никто из них не сумеет? Тогда что? Сливаем воду?

– Э-э… Есть другие предложения?

– Верхний.

– И кто нас туда пустит? Потопчемся у ворот… как это у классика? И пошли они, солнцем палимы…

– Два балла, учитель. Девушка наша уже вполне пришла в себя, ещё денёк-другой – и можно на водительское место пускать. Дошло?

– М-м? – Олег ладонью сделал волнообразное движение – как бы перелетел через стену.

– Именно. И есть одна мысля: что нужно сделать, чтобы к нам прислушались.

– У тебя в огороде закопан пулемёт?

Ярослав поперхнулся. Машинально отложил доструганную уже палку и нож. Круглыми немигающими глазами уставился на Олега.

– Откуда ты знаешь?

Теперь оторопел Олег.

– Что – правда? Я ведь так… брякнул… Сам, что ли, сделал?

– Ага. Давно уже. И не в огороде – вот тут, – он показал вниз. – В подвале. И не совсем пулемёт – картечница… но многозарядная… В общем, страшная штука.

– Особенно против прижигалок…

– Дались тебе эти прижигалки. Оружие для комнатной стрельбы. Моя с сорока шагов дерево валит. Правда, порох чёрный, пальнёшь пару раз, и уже ни черта не видно. Не нашёл я тут никакой замены хлопку, так что бездымный порох нам улыбнулся.

– Спросил бы меня, конспиратор. Такая дудка в руку толщиной и с красной метёлкой сверху – попадалась? По краю болотцев растёт? Так вот её сердцевина – чистая клетчатка, больница эту дудку возами заготавливает – на вату. Причём её там много…

– Что ж ты молчал, зараза?

– А ты спрашивал?

– М-да. Значит, отложим пока бездымный до лучших времён. Так вот: надо будет махнуть через стену и захватить…

Дверь с визгом открылась, и вошли Михель и Артём. Не вошли – ворвались.

– Олег! Пан Ярек! Там у Вовочки… новый шар!

– Эт-того только… – пробормотал Олег, а Ярослав мгновенно вылетел из избушки, чуть не сбив с крылечка то ли девушку, то ли кошку…

Возле костра, где бездымно и жарко тлел сухой какбыкактус, сидел Вовочка. Круглые глаза его светились. Правую руку он держал ладонью вверх, и на ладони лежали три блестящих шарика: тёмный, золотой и светлый.

– Ты где был? – тихо, как только мог, спросил Ярослав.

– Ни… нигде. Я вот так… вот так сидел… – Вовочка показал, как: откинувшись назад и опершись на руки. – А он в ладонь как ткнётся…

Ярослав выхватил из костра головню, взмахнул, чтобы разгорелась. Прошелся с огнём туда-сюда, пристально глядя под ноги. Дёрн, песок… а вот тут, как раз рядом с Вовочкой, непонятный островок щебёнки.

– С тобой всё в порядке? – он сел рядом с Вовочкой, положил ему лапу на плечо.

– А… да. Просто… просто подумал… Может, это Серёга?

– Кто? – не понял Дворжак.

– Ну, брат у меня… был. Старший. Пропал пять лет назад. Искали. Долго. Не нашли. Вот я и подумал…

– Ну, брат, это ты загнул. Про такое и заливать-то никто не заливал. Сколько уж я всяких историй слышал…

– А каких? – жадно спросил подошедший Михель. – Я не к тому, чтобы сказки – а, может быть, там есть что-то полезное?

– Может, и есть, – сказал Ярослав, – да не отцедить. Разве что дед один рассказывал из местных, что раньше при шахтах собак этих здешних держали и натаскивали всякие камни и металлы искать. И вот из этих-то собак горные духи и произошли. Каким-то неведомым нам путём… Нестандартная сказка, правда? Выламывается. Поэтому, может быть, и есть в ней рациональное зерно.

– Собаки… – пробормотал Вовочка. – Я сначала тоже почему-то подумал: щенок увязался. А потом почему-то – про Серёгу…

– Это тебе домой захотелось, – сказал Артём. – Интересно, как там мои – дошли?

И закусил губу.

– Это всё правильно, – сказал Михель. – Но мы же собирались готовить еду. Боюсь, что угли скоро прогорят…

И все бросились в избушку за мясом и шампурами.

18 января 2015 года. Раннее утро. Москва, Кремль

– Дорогие россияне… – начал президент в четвёртый раз, и теперь замахали от пульта: стоп, стоп! Там образовался стремительный кавардак, из которого выбрался Павлик Михась, звукорежиссер, и, приседая от неловкости, сказал, что господину президенту можно отдохнуть несколько минут, потому что в магнитофоне порвался пассик, и сейчас приволокут, простите, доставят новый.

Президент спокойно кивнул. Обстоятельства были против него, но он уже принял решение и не собирался его менять. Нужно подождать? Подождём.

Сначала сгорел микрофон. Просто сгорел, с огнём и вонючим дымом. Потом вырубился свет. Охрана наложила в штаны – но, разумеется, не со страху, а с лютой ненависти. Потом на него два раза наваливался кашель. И вот – сломался магнитофон. Что осталось в запасе? У киношников порвётся плёнка, потом мне на голову упадёт вон тот прожектор – как-то криво его поставили… А потом я всё-таки запишу это выступление: обгорелый, перевязанный, с тикающей щекой и сорванным осиплым голосом. Он поднял глаза кверху и с выражением подумал: может, не будем доводить до крайностей, я ведь всё равно запишу, что решил?

Он вспомнил, как сражался с голосом и лицом его предшественник, записывая – тогда ещё на Земле существовало телевидение, а потому всё было намного проще – аналогичное послание. Телевидение скоро, где-то через год, начнёт возвращаться, но выборы придётся проводить без помощи этого великого гипнотизёра. Пусть побарахтаются, подумал он с удовольствием.

Но без меня.

Договаривались на два срока, а я уже тяну четвёртый…

И если не успею соскочить сейчас, в затишье, то будет светить и пятый. Потому что – есть такое спинномозговое ощущение – всё вот-вот закрутится по новому кругу. Не хочу. Устал.

Могу я, в конце концов, себе позволить пару минут тишины… Нет, не тишины. Покапризничать. Дедушка хочет того, дедушка хочет этого. Выключите радио, налейте чаю, нет, слишком горячий, теперь холодный, закройте форточку, прогоните вон ту ворону… Так, стоп. В маразм не впадаем, ещё нельзя, ещё рано. Нужно хорошо провести выборы. Сейчас это главное.

Сидя в Большой гостиной у горящего камина и терпеливо ожидая окончания суеты, президент думал именно так. Он ещё не знал, что в порту Внуково-2 только что сел транспорт «Москва», вернувшийся с Кергелена, а на летающий остров Свободных опустился неуклюжий «Медведь» с экипажем из трёх человек…