В связи с приближением 1 Мая, дня традиционных демонстраций трудящихся не только в России, оппозиционные партии и движения наметили провести в столице шествие и митинг. Для всех было ясно, что они должны были пройти под антипрезидентскими и антиправительственными лозунгами. За два дня до праздников - 28 апреля - Б. Ельцин вдруг издает распоряжение, в соответствии с которым запрещалось проведение любых массовых мероприятий на Красной площади и прилегающих к ней территориях. Предлог, как всегда, был убогим до смехотворности: президент запрещал всякие митинги, собрания, уличные шествия, манифестации, пикетирования и пр. только потому, что, дескать, до сих пор не принят Федеральный закон о статусе столицы Российской Федерации и не определены границы территорий, прилегающих к зданиям и сооружениям, занимаемым высшими органами законодательной, исполнительной и судебной власти, на которых не допускается проведение подобных массовых мероприятий. К рождению этого распоряжения безусловно имел самое прямое отношение Ю. Лужков, у которого в глубине души давно поселился страх перед любыми демонстрациями возмущенного народа. Именно по его инициативе стали раскапывать Манежную площадь традиционное место народных собраний, он же в те дни посылал строительную технику и рабочих, чтобы "ремонтировать" Красную площадь. Бетонные блоки, грузовики, трайлеры были у него всегда наготове, чтобы заблокировать любую магистраль или площадь.

Для первомайского митинга в тот год была отведена Октябрьская площадь с правом шествия только на один квартал в сторону Крымского моста. Конечно, это оскорбительные, унизительные условия для демонстрантов, так власть показывала свой норов.

Путь к центру города по улице Якиманка был перекрыт мощными заграждениями и заслонами ОМОНа, путь по Садовому кольцу через Крымский мост, которым всегда ходили "демократические" демонстрации при советской власти, был также закупорен плотными рядами стражей порядка со специально натасканными на борьбу с демонстрантами немецкими овчарками. Руководители митинга решили не идти на столкновение с ОМОНом, призвали 50-тысячную манифестацию двинуться по Ленинскому проспекту в сторону площади Гагарина, в противоположном от центра направлении. Такой маршрут не представлял никакой опасности для властей, люди намеревались идти к Воробьевым горам - месту традиционных праздничных пикников москвичей, но не тут-то было! По личному распоряжению Лужкова в спешном порядке к площади Гагарина были доставлены отряды ОМОНа, а из грузовиков и автобусов сооружена подвижная баррикада. Манифестанты оказались в мешке. Демонстрация остановилась: от ее головы отделилась группа лиц, которые подошли к офицерам ОМОНа, стоявшим впереди цепи, и попыталась договориться о мирном пропуске людей, но получили отказ. Тогда, судя по свидетельству очевидцев (см. С. Семенова, "Российская газета", 7 мая 1993 г.), несколько десятков демонстрантов подошли к преграждавшим путь автомобилям и стали разворачивать их, чтобы расчистить проход. В это время бойцы ОМОНа окружили людей и начали зверски избивать. Увидев это, основная часть демонстрантов бросилась на выручку своих товарищей, пустив в ход древки, транспаранты. Завязалось настоящее сражение. В поисках средств борьбы часть манифестантов собрала в соседних дворах доски, камни, вырвала штыри, которыми крепятся "ракушки" к земле, и стала обороняться. Омоновцы получили поддержку в виде прибывших к месту "боя" водометов, начавших поливать толпу ледяной водой и пеной. Кто-то слышал, как Лужков Ю. М. по радиотелефону отдавал команду старшему офицеру: "Жестче, еще жестче!", и те старались, как могли. Когда демонстранты стали разбегаться, кто в Нескучный сад, кто на близлежащие улицы, их преследовали свежие силы, которые крушили ключицы и ребра своим соотечественникам с каким-то патологическим садизмом.

В результате "майского побоища" пострадали более 600 человек, 40 из них были госпитализированы, погиб один сержант ОМОНа, раздавленный грузовиком собственного оцепления, сожжено три автомашины и еще 16 сильно повреждено.

В последующие дни все средства массовой информации были мобилизованы и ориентированы на компрометацию демонстрантов и выгораживание властей. На экранах телевизоров мелькали какие-то ржавые велосипедные цепи, самодельные "заточки", металлические прутья и прочий сфабрикованный "арсенал", якобы использованный демонстрантами. Вся стряпня подавалась под единым соусом: оппозиция-де, озлобленная неудачей на референдуме 25 апреля, решила взять реванш и т. д. Никакой разноголосицы в проправительственном лагере не было. Выполнялась единая установка. Левые, со своей стороны, возлагали всю ответственность за провокацию и кровопролитие на московские власти.

У меня ни тогда, ни потом не оставалось сомнений, что власти сознательно пошли на организацию бойни, чтобы окончательно раздавить оппозицию, терроризировать широкие массы недовольных, стихийно поддерживавших антипрезидентские силы. Блокировать уходящую от центра демонстрацию может только политик, сознательно провоцирующий насилие. Нет никакой возможности объяснить это ошибкой, некомпетентностью, даже самодурством. Бросалось в глаза, что власть, организовав дезинформационный "девятый вал" против участников первомайской демонстрации, отказалась от преследования нескольких десятков "схваченных зачинщиков". Она не решилась на судебное разбирательство дел организаторов митинга и его участников, понимая, что такой процесс мог бы превратиться в разоблачение подлинных организаторов кровопролития.

Не признаваясь публично, власть понимала свою ответственность за содеянное и готовилась к следующему памятному дню - Дню Победы 9 мая. Мэру, разрешившему демонстрантам пройти только от Белорусского вокзала до Советской площади, но не до Кремля, не к могиле Неизвестного солдата, пришлось стерпеть, когда стотысячная манифестация, проведя митинг на площади Маяковского, не свернув знамена и транспаранты, прошествовала дальше - до Красной площади. На этот раз милиция, расставленная по дворам и переулкам, в дело не вступала. Власти были вынуждены смириться с "вольностями" манифестантов. В противостоянии народа с властью наступила пауза. Расплескав свой эмоциональный заряд на манифестации, люди погрузились в будничные заботы по выживанию. К тому же начинался летний сезон, время садово-огородных работ на шестисоточных клетках. Это любимая пора политиков, для которых наступает более спокойное время. В лето 1993 г. и власть, к оппозиция зациклились на борьбе вокруг конституционной реформы.

По указанию президента уже давно велась разработка проекта новой Конституции. Основную роль в созданной рабочей группе играли екатеринбургский юрист С. С. Алексеев, с 1989 г. избранный народным депутатом и входивший в радикал-демократическую Межрегиональную депутатскую группу, и С. М. Шахрай, типичный недоучка из поколения "завлабов", главный автор Беловежских соглашений, похоронивших СССР. Они подготовили документ, проект которого был опубликован 30 апреля в газете "Известия" и сразу же вызвал острое неприятие в широких кругах политического истеблишмента. В соответствии с этим проектом президент превращался в абсолютного властителя судеб России. Он получат право назначать всех высших государственных должностных лиц, иметь своих представителей в регионах на правах полномочных представителей или своеобразных комиссаров. Упразднялись посты вице-президента и председателя Федерального собрания, дабы не иметь в государстве лиц, сопоставимых по весу и значимости с президентом. Ельцин мог распустить парламент в случае, если тот дважды осмелится не утвердить предлагаемую им кандидатуру на пост премьер-министра. Никаких практических путей для отрешения президента от власти не предлагалось. По своим полномочиям российский президент оказывался более властным хозяином земли русской, чем императоры или генеральные секретари ЦК КПСС. По проекту Алексеева - Шахрая принять новую Конституцию должен был не съезд народных депутатов, а некая Конституционная ассамблея, состав и порядок созыва которой нигде не обозначались.