Паша осторожно положил меня на кровать, развязал поясок , приподнял мои плечи и снял халат . Я специально не помогла ему ни одним движением, пусть делает все, что только подскажет ему фантазия. Он между тем снял с моих ног сиреневые шлепанцы, расправил на коленях сорочку и покрыл меня одеялом. Немного постоял молча, потом погас свет, и его удаляющиеся шаги прозвучали где то в глубине дома. Я изумленно распахнула глаза. Так все это опять оказалось фарсом? Дешевым спектаклем, рассчитанным на доверчивую публику? Он с таким пылом изображал пусть не любовь, но уж желание и страсть точно, а как только подумал, что зрители спят и представление оценивать некому, снова превратился в холодного безразличного эгоиста? Он даже не дотронулся до меня! Не поцеловал … А ведь он мог делать все, что захочет… Я закрыла лицо руками и замерла. Я была так разочарована, что даже слезы застыли в моей груди. Меня слегка трясло от бессилия и ярости, но глаза оставались совершенно сухими.

* * *

Когда Павел снова вернулся к моей кровати, уже светало. Он осторожно присел в ногах и тихонько позвал.

— Жень… — Только один раз. Почувствовав, что он поднимается, чтобы уйти, я отозвалась.

— Я не сплю. Чего ты хочешь?

— Я пришел тебе сказать, теперь ты совершенно свободна…

— Я и так была свободна. — Холодно ответила я. — Ни ты, ни Василий…

— Я не о том. — Перебил меня Павел. — Ты можешь возвращаться домой, жить своей прежней жизнью. Забыть обо всем… — В его тоне было что то такое , что заставило меня почувствовать нешуточную тревогу. Перед ней отступила и обида, и разочарование. Я села на кровати и заглянула ему в глаза.

— Паш? Что случилось? Сюда едет милиция? Или… — от одной мысли об этом у меня похолодело в груди, — или еще кого то убили? Кого?!

— Не волнуйся, все живы, слава богу. — Павел обнял меня за плечи и прижал к себе.

— Но у тебя такой голос… я испугалась…

— Прости… Мне, и правда, хреново. Как никогда в жизни…

Я погладила его по волосам.

— Расскажи.

— Да нечего рассказывать. Я только что разговаривал с матерью. Она в истерике. Теперь меня обвиняют в обоих убийствах. Хоть одно хорошо, с тебя все обвинения автоматически снимаются. Если мы не станем распускать язык, менты никогда в жизни не докопаются, что нас с тобой может что то связывать… Хотя, как выяснилось, нас ничего и не связывает…

— Я дам показания насчет того мужчины у калитки…

— Дашь, конечно. Только теперь они будут иметь очень маленькое значение. В деле появилась улика, которая с легкостью перевесит все остальные. Они нашли пистолет, из которого застрелили Володю.

— А при чем здесь ты?

— Он зарегистрирован на мое имя. На нем мои отпечатки пальцев. И нашли его при обыске в моем доме. В сейфе. На ручке сейфа тоже исключительно мои пальцы. Добавь сюда отпечатки на кочерге, показания охранника. Картина ясная. Даже то, как быстро я направился в бега, свидетельствует против меня.

— А мотив? — Прошептала я.

— Убийственный. — Усмехнулся он. — Эти двое цинично обманывали самого дорогого для меня человека, мою мать…

— Ты хоть можешь предположить, как пистолет попал в твой сейф?

— Естественно. Я сам положил его туда сегодня утром.

— Сам? — Изумилась я. — Ничего не понимаю.

— Все так просто, что даже рассказывать неудобно. Пистолет утром принесла мама. Он уже довольно давно валялся у нее, а когда начались все эти убийства, она начала беспокоиться за меня. Ведь непонятно, кто убивает и зачем… Кто может поручиться, что третьим не стану я? Короче, она принесла мне оружие для самообороны, чтобы в момент опасности мне было чем защититься. Я запер его в сейф. От греха подальше.

— А теперь она отказывается подтвердить, что это она принесла пистолет? — Не поняла я.

— Я запретил ей это делать. Она устроила настоящую истерику по этому поводу. Но я смог ее убедить.

— Я не понимаю…

— Как только милиция услышит об этом, они начнут подозревать маму… Они и так пытаются пристегнуть ее к этому делу, только никак не найдут зацепку. Ее признание станет для них просто подарком… Ее обвинят в убийстве мужа, ну, а его любовника, по прежнему, оставят за мной. Мне пользы никакой, и, окажись мать в тюрьме, заняться этим делом будет некому.

— А ты не допускаешь мысли, что Алина, и правда, могла…

— Нет. — Твердо пресек мои домыслы Павел. — Она моя мать. Она бы могла подставить и уничтожить кого угодно, но только не меня. Я ее единственная слабость. Если бы из этого пистолета она застрелила Володьку, разве она притащила бы эту улику в мой дом. Тем более она была уверена, что милиция с минуты на минуту появится на пороге. Она бы бросила оружие в сточную канаву, утопила в реке, закопала в лесу… но ни за что не притащила его мне… Если тебе таких доводов не достаточно, то скажи, зачем ей убивать Владимира?

— Он обманывал ее. — Нерешительно начала я.

— Ну и что? — Пожал плечами он. — Она в любой момент могла развестись с мужем. Для него это было смерти подобно, но сделать он ничего не мог. Все деньги принадлежат матери, она позволяла ему пользоваться всем, чем угодно, тратить огромные суммы, но они все равно были ее. Очень опытный юрист составил их брачный контракт. Я сам настоял на этом, как только услышал об их абсурдном намерении вступить в брак. После этого я махнул на них рукой. Владимир для матери был просто игрушкой. Она могла в любой момент развестись с ним и выгнать на улицу. Это месть пострашнее других. Зачем убивать, скажи на милость?

— Но ведь она, возможно, любила его, а если это так, то разумные доводы теряют смысл…

— Эту версию мне высказал следователь. Я постарался ему объяснить… Он, конечно же, меня не понял. Но ты, Жень! Ты знаешь всю эту ситуацию изнутри. Ты видела Владимира, знала Юрку. Думаю, ты и мать смогла раскусить. Ей нравилась в Володе именно эта его бесшабашность, безбашенность даже… Она прекрасно знала обо всех его похождениях… Ну, или почти обо всех… Наверное, сложно понять ее отношение к жизни. Но это ее дело и только ее. Она никому не мешает и не приносит вреда. Понимаешь?

— Нет. — Честно ответила я. — Зачем она вышла за него? .

— Просто так. Захотелось стать замужней дамой. Чтобы люди чего плохого не подумали. Мама и сама не святая, она любит жизнь…А соседи любят посудачить о молодых мужчинах, появляющихся в апартаментах богатых пожилых женщин. С замужней женщиной все иначе. У Алины отличная репутация в обществе. Поэтому я и не смог убедить следователя, ведь не рассказывать же ему вот это все. Но ты то пойми, у них все было договорено с самого начала.

— Я понимаю. — Кивнула я. — Но мне не приятно. Ты так спокойно говоришь о всех этих ужасных вещах… Это ненормально. Может, тебе, как сыну, стоило бы не смотреть равнодушно на все это, а постараться как то поправить дело? Ко врачу ее отвести хотя бы…