Что-то пошло не так. Вонвальт – воплощение самообладания – заметно растерялся. Голос Императора действовал не всегда, но у нас не было причин думать, что маркграф сможет выстоять против него. Лишь те, кто прошел подготовку в Ордене магистратов, были на это способны.

– Мне дать вам время собраться с мыслями, Правосудие? – спросил Вестенхольц. – Вы, кажется, чем-то потрясены.

– На каком основании вы сожгли деревню? – требовательно спросил Вонвальт.

– На основании моего собственного приказа, разумеется. Рилл – деревня, находящаяся в границах моей вотчины. Ее жители – мои вилланы[3], сэр Отмар – мой вассал. Был им, – прибавил маркграф.

Рука Вонвальта сжалась в кулак.

– Вы не отрицаете, что действовали наперекор моему решению?

Маркграф пожал плечами.

– Мне показалось, Правосудие, что вы несколько ошиблись, вынося его. Патре Бартоломью Клавер любезно сообщил мне о вашем промахе. Не переживайте, Правосудие, даже членам Ордена магистратов свойственно ошибаться.

– Вы вышли слишком далеко за пределы своих полномочий, – рявкнул Вонвальт. – Пойти наперекор решению Правосудия – значит пойти на измену. Объяснитесь немедленно, пока я не обвинил вас в ней здесь и сейчас!

Вестенхольц усмехнулся.

– Вы слишком давно не были в Сове, сэр Конрад. Ваша власть может оказаться не столь незыблемой, как вам кажется.

Вонвальт отнесся к словам маркграфа с завидным спокойствием, но на меня они произвели глубочайший эффект. То, что сказал Вестенхольц, наверняка было правдой, особенно в свете письма Правосудия Августы. Вонвальт не был в Сове по меньшей мере два года. Его единственной связью с Орденом магистратов были секретари, приносившие ему жалованье и переправлявшие его книги учета в Библиотеку Закона для сверки. А для сердца Империи два года были целой эпохой. Она успевала поглотить целые провинции и за меньшее время.

– Вы бредите, – резко сказал Вонвальт. – И что же, интересно, вам сказал Клавер? Будьте так добры, объясните мне, в чем заключалась моя «ошибка», на которую он столь любезно вам указал?

– В том, что вы отпустили признанных еретиков, лишь оштрафовав их. Закон ясен: те, кто практикует драэдические ритуалы, должны быть сожжены.

– Они не были признанными еретиками. Я не выдвигал никаких обвинений. Я не был связан законами канонического права и разобрался с тем нарушением надлежащим образом. – Вонвальт гневно фыркнул. – Моргард слывет жестоким местом, но я никогда не слышал, чтобы им правили глупцы. Скажите мне, что в безумных россказнях этого выскочки Клавера заставило вас послушаться его? Я и не догадывался, что могущественнейший маркграф севера готов отправлять войска на сожжение собственных деревень, основываясь на кривотолках набожного мальчишки!

На этот раз его слова задели маркграфа. Вестенхольц, охваченный внезапным гневом, выпрямился.

– Какая дерзость перед лицом тех, кто выше вас! Тот, чей отец принял Высшую Марку, смеет читать нотации маркграфу Империи! Вы осмеливаетесь приходить сюда, оспаривать мои действия и угрожать мне судебным обвинением? Да мне стоит высечь вас! Убирайтесь из Моргарда и возвращайтесь в Сову, к своим немощным хозяевам! Там вы увидите, как сильно изменился мир – уж попомните мои слова. Империи больше не нужны ваши одряхлевшие отшельники!

Воцарилась мертвая тишина. Все это время я пятилась и уже оказалась почти у самой двери. Чин мой был столь низким, что маркграф, наверное, даже и не заметил моего присутствия. Я порадовалась тому, что этот замок был действующим и у гостей отбирали оружие при входе. Иначе Вонвальт наверняка попытался бы убить маркграфа. И, вероятно, даже преуспел бы в этом. Пусть сэр Конрад и предпочитал мечу книги, в юности он был солдатом, и в одном Вестенхольц не ошибался: Вонвальт слыл искусным фехтовальщиком, и его слава нередко шла впереди него. Я часто видела, как он поддерживал свое мастерство, тренируясь с Брессинджером. В такие моменты, даже при моих скудных представлениях о баталиях, я не хотела бы оказаться в рядах ополченцев на пути стального вихря в руке Вонвальта.

– Этот вопрос еще не закрыт, – сказал Вонвальт.

– О, а по-моему, он вполне исчерпан, – возразил маркграф, однако Вонвальт уже резко развернулся и вышел вон. Потрясенная, я последовала за ним.

Когда мы отошли достаточно далеко от покоев Вестенхольца, я спросила:

– Что вы будете делать? Он признался, что нарушил закон.

– Не переживай, Хелена. Я прослежу, чтобы этот человек отправился на виселицу, – резко ответил Вонвальт.

Мы пошли прямиком в выделенные нам покои. Там уже лежала наша одежда, выстиранная и высушенная за ночь.

– Хоть что-то в этом проклятом замке делается правильно, – резко сказал Вонвальт и начал со злостью запихивать свои вещи в сумки.

– Вы его арестуете? – спросила я. Мое сердце бешено колотилось. Я никогда прежде не видела подобной словесной перепалки. В них Вонвальт обычно разбивал своих оппонентов в пух и прах. Мне было тяжело видеть, как он потерпел поражение.

– Да, но не сейчас. Будь прокляты эти бредни об Ордене магистратов в Сове. Ордену не привыкать к борьбе за власть, но раз кто-то – пусть даже столь могущественный человек, как Вестенхольц, – осмеливается говорить с Правосудием в подобном тоне… это означает, что что-то неладно. Мне нужно поскорее выяснить, что произошло в последние годы. И я не могу сделать этого, пока мы торчим здесь, в заднице мира.

– «Мудрый человек сначала вооружится знанием, и лишь затем – мечом», – процитировала я.

Вонвальт посмотрел на меня и мельком улыбнулся.

– Кейн. Никто никогда не произносил более верных слов. Давай собирайся. А потом подготовь мне обвинительное заключение с отсрочкой исполнения приговора.

– На имя маркграфа? – спросила я. У меня вдруг пересохло во рту.

– Да, – ответил Вонвальт.

Мои руки дрожали, когда я потянулась за свитком пергамента.

– В чем он обвиняется?

Вонвальт был мрачен.

– В убийстве.

XI

Расследование возобновляется

«Даже острый глаз совы видит не все».

Старая сованская пословица

Времени у нас было немного. Вонвальт и я обсудили, как сформулировать обвинение. Я понимала, что часть сведений, которые он мне рассказал, были получены от трупа сэра Отмара, и, будучи не в силах скрыть мой ужас, содрогалась при мысли об этом.

Я писала быстро, но осторожно. Обвинительное заключение не всегда представляло собой длинный документ, но его нужно было составлять аккуратно, чтобы оно отвечало всем формальностям. Это относилось ко всем подобным документам, но в особенности к тем, в которых выдвигались столь серьезные обвинения – и к тому же против могущественного лорда Империи. Говорили, что перед сованской системой правосудия все равны так же, как и перед лицом смерти, однако, как это часто бывает, жизнь показывала, что