— Марони.

— Я, ваша светлость.

— Что там с подковой? Зеленые потеряли?

— Так точно, ваша светлость!

Все находящиеся в шатре замерли, затаив дыхание… А у молодого, три месяца как назначенного полковника «зеленого» полка, оледенело и остановилось сердце…

— Ну, и что скажешь?

— Случайность, ваша светлость. Там все в порядке.

— Случайность?

— Так точно, ваша светлость, проверено!

— Хорошо. А у святых отцов есть какие нужды, либо заметы? Если нет — все, день закончен.

Тук… тук… ту-тук! Оттаяло полковничье сердце и беспорядочно заплясало в ликующей груди. Члены военного совета тоже облегченно выдыхают и вдыхают и расходятся по шатрам в полном восхищении: Марони-то как своих защитил, четко рубанул! А его-то светлость — не придирался, не доставал! Верит нам. Но глазастый! Сейчас бы полковнику винца выпить как следует, да запить его чем-нибудь покрепче, да и рухнуть до утра, не переживая вновь и вновь так и не случившуюся беду… Но накрепко сказано древними воителями: «В засаде не пой, в походе не пей!»

А в мятежном городе Тулуме уже догорало сражение, начатое против горожан маркизом Короны еще до начала похода, там, в родовом его Гнезде, с помощью страха, подкупа и лазутчиков, поэтому, когда Хоггроги подступил к запертым воротам, горожане, обессиленные ужасом и расколом в собственных рядах, едва нашли в себе мужество объявить с городских стен о своих требованиях и пожаловаться на причиненные им обиды. Сбрасывать со стены трупы прежних городских старшин, чтобы они прямо под ноги его светлости попадали — в самый последний миг восставшие постеснялись, передумали. Но его светлость не пожелал лично разговаривать с новыми старшинами: по его кивку вперед выступил молодой сенешаль Рокари Бегга и объявил громогласно волю его светлости: городу открыть ворота, а мятежников-старшин и новоявленных самозванцев-старшин выдать головою до единого, коленопреклоненными, в цепях, на ратушной площади, в присутствии достойных и уважаемых горожан. Сроку — час. В противном случае, все мирные разговоры на этом заканчиваются и город подлежит захвату на правах военного времени.

Лихой рыцарь Рокари Бегга хорошо знаком жителям удела, а также врагам по ту сторону границы: умен, отважен и беспощаден. Весел и горяч, это в нем тоже присутствует полною мерой, однако веселье рыцаря Бегга очень нравится его друзьям и сподвижникам и весьма не по нутру противникам и врагам, а кто для него горожане в эти минуты? Именно что изменники и враги, и уж ежели его светлость доверил захват города своему бывшему пажу Роки, а ныне сенешалю рыцарю Рокари Бегга — пощады не жди! Врагам не часто попадается на пути большее, нежели он, чудовище! Впрочем, старый сенешаль Марони Горто может быть ничуть не менее деятельным, жестоким и веселым в захваченном городе. В захваченном по законам войны городе! Это значит — безнаказанные грабежи и резня три полных дня, включая ночи. Это значит разоренные и сожженные дома и лавки, изнасилованные жены и дочери, это убитые без вины, просто для потехи, знакомые и друзья… А тебе лично — удастся ли уцелеть?.. Это пожары и всепроникающая трупная вонь… И долгие, долгие годы страшных воспоминаний. К горожанам только сейчас начало приходить осознание, каково это — из имперцев превратиться во врагов Империи, на своей шкуре, так сказать…

С городских стен послышался невнятный шум… звон… вскрики… Люди маркиза, конечно же, заметили сие, и Рокари привстал уже на стременах, чтобы одобрительными словами подхлестнуть начавшееся, но Хоггроги не дремал:

— Кари! Ни слова. Все отходим.

Люди маркиза, во главе с ним, отодвинулись от городских стен ровно на шестьсот локтей, чтобы быть недалеко и чтобы успеть защититься, если обезумевшие горожане попытаются совершить внезапную вылазку.

Рокари Бегга вздохнул: сейчас будет выволочка. Если бы маркиз назвал его детским прозвищем Роки — было бы проще. А он его — нынешним прозвищем обозначил, когда приказывал заткнуться. Значит, предстоит втык.

— Отварчику, Роки?

Рокари Бегга обомлел вместо ответа: его светлость Хоггроги насквозь видит его мысли и даже издевается над ним, тасуя прозвища. Но сенешаль нашелся:

— Я бы лучше цветочного или медового взвару, ваша светлость!

— Ты? Поверить не могу: с каких это пор ты предпочитаешь сладкое травяному отвару на костях?

— С тех пор, как ваша светлость соизволили на меня рассердиться на мою несдержанность у ворот этого свинарника, то есть с недавних, с «толька что». Вот я и… чтобы не так горько…

Первый рассмеялся Хоггроги, а за ним уже все остальные — полковники и тысячники. Один только Марони Горто не смеялся и лишь тихонько вздохнул про себя: гроза прошла стороной для этого молодого выскочки… а жаль. Вот что нужнее всего в нынешнее-то время: язык без костей.

— Все мои предки, дорогой наш рыцарь Бегга Рокари, брезговали держать при себе шутов, и не мне сей обычай рушить, даже ради тебя, моего старого товарища, проверенного в боях и в пыльном быту. Это первое, что ты должен учесть на будущее.

— Ваша светлость!..

— Продолжаю: выдержка. Это второе, что ты должен усвоить навсегда. Умение выжидать, умение не перебивать… Третье: разум. Объясни-ка нам, всем присутствующим здесь: почему я не разрешил тебе дальше сотрясать холодный воздух горячими криками? Итак? Вслух, как воин — воинам.

Рокари заставил себя помедлить, подумать, а не ринуться вперед и наобум с разъяснениями, которые и без него должны быть хорошо известны тем, чье ремесло война. Известны-то всем, да пользоваться драгоценными знаниями умеют немногие… Вот и он попытался высунуть язык, словно мальчишка бесштанный, словно баба на рыночной площади…

— В стане врага явная смута, ваша светлость. Смута началась, и мы все это услышали. Однако поспешные и необдуманные слова, вброшенные в малознакомую обстановку, могут помешать выгодному для нас развитию событий, вместо того чтобы им помочь. Существует вероятность того, что сии слова ускорят дело, помогут нам, однако, противоположная вероятность также имеет место быть и, как показывает опыт войн, запечатленных для потомков нашими учеными жрецами… — Рокари остановился, в надежде, что его светлость перебьет, либо разрешит ему не пересказывать наизусть строки из военного трактата… этого… забери его боги, полководца этого… забыл имя… Но его светлость выжидающе и молча смотрел на своего сенешаля. Наф его разберет — что там у него в голове…

— Одним словом, в выгодной для нас обстановке лучше промолчать, нежели словами вызвать непредсказуемые последствия, которые, в силу своей непредсказуемости, гораздо чаще оказываются вредны, чем полезны. Я же вознамерился необдуманно болтать. Вот. Ваша светлость. Я сказал.

— Дельно воспроизвел. Впредь я рассчитываю, что ты будешь поступать согласно когда-то написанному и только что сказанному. — Хоггроги поднял к тучам мизинец левой руки, завершая тем самым небольшой выговор своему сенешалю. Так — что? Медового взвару тебе?