— Ошибка номер один, — говорю я. — Лекарство оказалось слишком горьким. В следующий раз надо придумать что–нибудь типа таблеток или пилюль.

— А с лошадьми как быть? — спрашивает лейтенант.

— Животным будем делать уколы.

Никто не понял. Советуюсь с компьютером, и на экране ветеринар в белом халате заполняет шприц, делает укол лошади.

— Одет–то как. Сверху белое, а портки чёрные, — слышу за спиной. Мужики обсуждают лошадиные достоинства. Но, что такое укол, вроде бы, все поняли. Вызываю на экран сцену переговоров с церкачами. Лира сияет, как именинница. Но, когда церкачи на экране вспоминают о родных Сэма, вся напрягается. Сэм просто напуган.

— Расслабься, Сэм, — нагибаюсь я к нему. — Я их перехватил.

На экране вертолёт проходит над группой всадников. Те прыскают во все стороны, как зайцы, но у лошадей подгибаются ноги, люди соскакивают, и сделав два–три шага, валятся на землю как подкошенные. За спиной опять вздох испуга.

— Вот, значит, оно как… — бормочет, мрачнея, лейтенант.

Вызываю на экран эпизоды погрузки церкачей на вертолёт. Потом кадры полёта в горах, снятые камерой на носу вертолёта. Летящие навстречу скалы, уходящие вправо или влево в последний момент — самому страшно! За спиной повизгивают бабы, слышны нервные смешки мужиков.

— Ошибка номер два — на перегруженной машине попёрлись в горы, — говорю я. — Запросто могли бы и шею свернуть.

Никто не возражает. Моя команда грузчиков гордо разводит плечи и осматривает окружающих. Зато раскладку голых церкачей по колыбелькам все встречают дружным хохотом. Снова даю кадры погрузки. Полтора десятка ёжиков засняли весь процесс, есть из чего выбрать. Как бы случайно камера показывает, как то один, то другой кошелёк исчезает в чьём–либо кармане. За спиной вовсю подшучивают над неудачливыми воришками. Лира мрачнеет, сжимает кулаки. Осторожно наступаю ей на ногу и подмигиваю. Кулаки тут же разжимаются, теперь она смотрит всё как комедию. Зато Теодор сидит красный, мокрый, и вроде бы, даже стучит зубами. Пускаю эпизод на краю ущелья, когда я назначил Теодора казначеем. Совсем чуть–чуть монтажа, и всё выглядит так, будто он с самого начала действовал по моему приказу. Зачем я его выгораживаю? Даю на экран эпизод с женщиной. Потом вызываю компьютерную реконструкцию — она теперь не лежит на белом столе, а стоит у стены, глаза открыты, смотрят на зрителя.

— Господи, срамота–то какая, — слышу за спиной старушечий голос.

— Кто знает эту женщину? — обвожу взглядом зал.

— Вроде была в Литмунде такая шлюха. Давно это было, лет десять назад. Как же её звали? Энни? Анна? — вспоминает один солдат.

— Точно была! Я её по ящерице на брюхе узнал. У неё ещё на спине такая же. И руки нет.

— Энни воровка, смышлёная головка. Точно она! Лет семь–восемь назад в монастырь ушла. С тех пор её никто не видел.

— Она воровкой была?

— Нет, это мы дразнили так. Больше её ничем было не пронять. Никто ей руку не отрубал, она её потеряла, когда трёх лет ещё не было. С телеги упала, ей колесо по руке проехало. Ну язык у неё был!.. Может, если язык отрезать, из неё и получилась бы неплохая шлюха. А так, пока её трахаешь, она тебя всего с ног до головы обложит. Да ещё стихами, в рифму. Вроде бы ничего обидного не говорит, а как вдумаешься…

— Сколько ей лет?

— Подумать надо. Она после большой засухи родилась. Получается 33, или чуть меньше.

— А кто ей такую татуировку сделал?

— Жил у нас один сумасшедший. Только ящериц и рисовал. Больших, маленьких, с крыльями, без крыльев. Всех шлюх ящерицами расписал. Три года назад умер.

— Родные у него остались?

— Никто не знает. Он приблудный. Вначале не по нашему говорил. Один жил, один и помер.

Вот так. Обрезана ниточка. Может, Энни больше знает? Передаю обязанности ведущего Лире. Управление стереоэкраном берёт на себя Сэм. Главным образом, теперь спорят сержанты с лейтенантом. На какой стене арбалетчиков не было, почему на третьей угловой башне дров не оказалось, чтобы смолу вскипятить. Сэм, по возможности, тут же выводит на экран нужный участок замка. Ко мне робко подходит мужик:

— Сэр Дракон, мы тут деньги собрали…

— С деньгами к Теодору.

Лира шепчет мне на ухо:

— Ты знаешь, кому поручил деньги собирать? Первому вору и карманнику в округе.

Замечаю, что Теодор насторожился.

— А я ему потом в глаза посмотрю. — Теодор сжался. — А может, его казначеем замка назначить? Ты подумай, такого жулика ни один другой жулик не проведёт. Я тебе покажу потом, как он мешки с деньгами в вертолёт прятал. Прирождённый казначей!

Лира прыскает в ладошку:

— Так ведь он со всей моей казной сбежит.

— Ну чего ты глупости говоришь? Он же обычный человек. На Луну не убежит, на морское дно не убежит, а так мы его за три дня найдём. — Это сказано специально для Теодора.

— Но он–то не знает, что мы его найдём. — Лира включилась в игру, наблюдает за отражением Теодора в экране компьютера. — А нам хлопоты.

— Давай ему скажем!

— Теодор! Хочешь быть моим казначеем? Ты чего подпрыгнул? Не хочешь, так и скажи. Я другого найду.

Сижу в экранном зале, наблюдаю за церкачами. В замке Тэриблов и Литмундском монастыре тихая паника. Впрочем, регулярно, в три смены высылаются шпионы для наблюдения за замком Деттервилей. Разумеется, за каждым шпионом наблюдает персональный ёжик. Разосланы гонцы и разведчики во все концы. Ищут пропавший отряд. В стенах монастыря пробурено пять отверстий на полметра ниже уровня земли. Сверху замаскированы под норы. По этим норам по ночам циркулируют ёжики с опрыскивателями и поливают осадную технику жидкостью для сгнаивания древесины. Цистерна закопана в лесу в полутора километрах от стен монастыря. Далековато, поэтому первым делом ёжики обрабатывают оси и колеса, чтоб нельзя было вывести технику со двора.

Наказанные пока ведут себя тихо. Прячутся в лесу, изготавливают обувь из древесины и коры, делают дубины, копья, луки. Удивительно, но среди них нашёлся специалист по русским лаптям. Теперь у него пять учеников. Другой специалист изготавливает неплохие каменные наконечники для стрел и копий. Разведчики нашли на покосе крестьянскую заначку, теперь у церкачей один топор, два ножа, вилы и две косы. Деревянные грабли оставили крестьянину. Из колыбелек выломали задние стенки, а в остальном используют по назначению. Завтра ночью подкину им церкача, который лежит в биованне, отращивает пальцы. Думаю, ему несладко придётся. Одно дело, когда все с сосками на шее и бутылочками молока, но когда ты один такой…

О сумасшедшем художнике ничего нового узнать не удалось. Никто не знает, откуда он пришёл. Удалось только выяснить, что он имел патент на грамотность. За какие заслуги церкачи выдали патент — загадка.