Он смотрит на меня так, словно беспокоится за мою реакцию.

– Что это? – спрашиваю я.

Он обводит взглядом перекопанный участок и снова смотрит на меня.

– Это грядки, – отвечает он. – Я надеялся, что ты захочешь мне помочь.

Я теряю дар речи. Сердце бешено бьется, щеки горят. Откуда?.. Но потом вспоминаю. Он знает, что я люблю ландшафтный дизайн, и видел, как читаю различные журналы. Видимо, запомнил, что мне нравится.

Сердце тут же сжимается. Он сделал это за один день?

Но я не показываю ему, насколько взволнована.

– С чего это ты решил сделать грядки? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

Пайк подходит ко мне, и я складываю руки на груди, чтобы не раскиснуть.

– Джордан, я вел себя как придурок, – признается он. – И поспешил с выводами, потому что сталкивался с подобным и считаю себя старым и наученным горьким опытом. Потому невольно ожидаю гадости от окружающих, – он замолкает на мгновение и хмурится: – Но вчера именно я повел себя гадко. Ты другая, а я ужасно облажался. Этого больше не повторится. Мне до сих пор не верится, что я мог сказать тебе это.

Его лицо расплывается перед глазами, потому что, как бы я ни старалась, мне не удается сдержать слезы.

– Хочу, чтобы ты осталась, – продолжает он. – Мне нравится, что ты живешь здесь. Дом вновь наполнился жизнью, и я с охотой возвращаюсь сюда после работы, мне приятно, что есть с кем поговорить, что кто-то помогает мне с домашними делами и… – его челюсти сжимаются, а на лице появляется сердитое выражение: – И тебе не следовало спать на том гребаном бильярдном столе. Ты можешь жить здесь, сколько тебе понадобится, хорошо? Не хочу, чтобы ты уезжала.

Мой подбородок дрожит, и мне никак не удается успокоиться. Слезы струятся по щекам, поэтому я опускаю голову, чтобы скрыть их.

– Пожалуйста, не плачь, – умоляет он. – А то мне придется разобрать бассейн и построить тебе беседку или что-то еще.

Я смеюсь, затем шмыгаю носом и вытираю глаза.

– Нет, не трогай бассейн, он мне нравится.

Пройдясь вдоль оградки, понимаю, как велик перекопанный участок и сколько, вероятно, ему потребовалось усилий. Конечно, это не загладит его некрасивого поступка, но мне приятно, что он попытался сделать то, что, по его мнению, меня порадует. Никто никогда не делал для меня что-то подобное.

Да, сестра купила мне одежду и пустила к себе переночевать, но Пайк попытался создать нечто особенное.

– Это потрясающе, – говорю я. – Но я правда считаю, что мне лучше уехать.

– Это твой дом, – говорит он. – И будет им столько, сколько захочешь. Вы с Коулом можете приглашать друзей, слушать музыку, зажигать свечи…

– Купить чехлы для унитазов, – дразню я.

– Черт, ни за что.

Мы смеемся, и я снова поворачиваюсь к клумбе. Здесь можно посадить много овощей.

– Я накупил кучу семян, – сообщает он, берет коробочку и достает пакетики с семенами. – Но не знаю, как и на каком расстоянии их сажать, поэтому подумал, что ты, возможно, захочешь сама все распланировать.

Наши взгляды встречаются, и я задумываюсь о том, что ему хочется, чтобы я была рядом, даже больше, чем он показывает. Я буфер между ним и Коулом, и поэтому ему нравится, когда кто-нибудь есть в доме.

Пайк протягивает мне пакетики с семенами и медленно забирает чемодан из моих рук.

– Отнесу это в гараж, – говорит он. – А потом приму душ. Давай займемся посадками завтра утром?

Его взгляд вновь ищет мой, и у меня тут же перехватывает дыхание.

Наконец я киваю.

Пайк направляется к дому, но через мгновение я слышу за спиной:

– И скажи, если нам понадобится что-то еще. Я все равно собираюсь завтра в хозяйственный.

– Хорошо, – шепчу я.

Потом оборачиваюсь и, взглянув на него, интересуюсь:

– Ты же знаешь, что не старый?

Он смотрит на меня, и я вижу веселье в его глазах.

– Достаточно старый, чтобы иметь опыт. Но это было неправильно с моей стороны.

– Спасибо.

Он сильнее сжимает ручку чемодана, и я не могу не обратить внимание на татуировки, украшающие его руку. Чернила немного выцвели, словно Пайк сделал их, когда был подростком.

Каким он был в возрасте Коула? Трудно представить.

Необычным парнем. Он такой серьезный. Скорее, даже порочный.

Но при этом искренний.

– Обещай, что позвонишь, если тебе понадобится машина или что-то еще.

Я снова киваю и перевожу взгляд на семена, предвкушая предстоящее лето.

– Две, – обратившись к Датчу, сбрасываю карты на стол.

Оторвав взгляд от своих карт, он протягивает мне две из банка, и я, приняв их, оцениваю свои шансы. Они дерьмовые, но у меня есть две семерки, так что все не так уж плохо.

Хотя это не особо меня волнует, потому что я не азартный человек – по крайней мере, когда дело касается покера, – но зато у нас есть занятие во время наших ежемесячных встреч помимо пустой болтовни. Я кошусь на Датча, затем обвожу взглядом стол и вижу, как Тодд, один из моих бригадиров, а также Эдди, Джон и Шустер обменивают карты и перекладывают их в руках. Все по очереди кладут по несколько баксов на середину стола, и Тодд поднимает ставку сразу на три бакса. Мы дружно поддерживаем его, надеясь, что он блефует.

– Не очень-то мне нравится, что мои девочки взрослеют, скажу я вам, – вздыхает Датч, бросая на меня веселый взгляд.

– Почему?

Он качает головой и вздыхает:

– Этот шум сведет меня с ума. И сейчас мне приходится терпеть периодические ночевки банды хихикающих восьмилеток.

Я смеюсь себе под нос, но тут наверху усиливается музыка, и кажется, будто от басов обрушатся стены. Я вздрагиваю. Еще только половина десятого. Но если через час музыка не стихнет, придется сказать Коулу, чтобы он выключил ее, иначе весь район придет выносить мне мозг. Сын не планировал эту вечеринку, но я сам настоял, чтобы они с Джордан пригласили друзей, поэтому, думаю, это моя вина.

– Не так давно мы и сами любили пошуметь, – улыбнувшись другу, отвечаю я.

Парни смеются и поддакивают. Мы вместе окончили школу, и нам повезло, что продолжаем общаться, а кое с кем – даже работать. Джон стал полицейским, а Шустер – кровельщик.

Еще недавно мы и сами походили на Коула: устраивали беспорядки и слишком беспечно относились к своим ошибкам. Я первым шагнул во взрослую жизнь, но мы оставались близки все эти годы. Браки, дети, развод – мы все проходили по этому кругу, и я все время ждал, когда же начнется жизнь – настоящая жизнь, – пока однажды не понял, что она уже прошла, только незаметно для меня.