Внешне тунисцы были «почти как турки», но гораздо более убогие. Тунисская униформа явно ориентировалась в цветовой символике на Французскую армию. Как пишет Вансон, тунисские униформы были «плохо пригнаны и измяты, белые шейные платки у всех. Старые белые ремни с большими патронными сумами. Сабли на белых ремнях для унтер-офицеров, сабля-тесак без темляка или украшений».

На современников тунисцы (и офицеры, и солдаты) внешне производили впечатление чернокожих арабов, причем худощавых и малого роста. Их боевые качества заслужили крайне скромную оценку. После реформ в Тунисе, проведенных Ахмад-беем, в частности отмены работорговли в 1841 г. и освобождения рабов в 1847 г., множество бывших бесправных оказалось на улице и к своему удивлению, получив свободу, они стали еще более бесправными. Большая часть этих вольноотпущенных не смогла найти себе место в повседневной жизни и устремилась в армию, гарантировавшую более-менее приличный социальный статус и стабильное пропитание.

Те, кто видел этих несчастных в Крыму, испытывал чувства одновременно ужаса, жалости и отвращения: «Боже, какие же они грязные! Только б увидеть, как они чистятся». Огнестрельное вооружение тунисцев также оставляло желать лучшего — старые европейские образцы, закупленные некогда во Франции. Отмечалось, что тунисцев избегали задействовать в боях именно из-за состояния их оружия — несчастные случаи при обращении с ним погубили бы больше людей, чем противник.

При этом в Крыму их отправили в самое опасное место — на передовые позиции. Это объяснимо. Так как служба на отдаленных редутах, опасная, требовавшая ежедневного тяжелого труда по их укреплению и имевшая проблемы со своевременным снабжением, была не в большом почете у истинных солдат Османской империи, они, не сильно задумываясь о ее важности, направили туда тех, кого считали ниже себя. То есть, кроме привычной для англичан «колониальной» дискриминации турок, в их среде существовала еще и своя кастовость, в которой несчастным тунисцам отводилась одна из низших ступеней: «худшие солдаты Турецкой армии: люди, которые едва ли знали, как обращаться с оружием, на них никак нельзя было полагаться».

Сражение под Балаклавой — единственный случай активного участия тунисцев в боевых действиях в Крыму. В 1855 г. их 10 батальонов, 2 эскадрона и 2 батареи были вывезены на Черноморское побережье Кавказа, где действовали в составе армии Омер-паши и постепенно вымирали от болезней.[16] Лишь половина тунисского контингента (3800 чел.) весной 1856 г. вернулась в Тунис живыми.

Английский взгляд на трусость турок быстро стал одной из причин объяснения неудачного исхода событий под Балаклавой. Скорее это была удобная причина, потому не все в него сразу безоговорочно поверили, зная любовь британцев перекладывать свои проблемы на чужие головы. Например, Энгельс стал одним из первых усомнившихся в этом: «Оставление этих редутов турками может принести пользу тем, что развеет укоренившееся со времени Ольтеницы и Силистрии нелепое представление о чудовищной храбрости турок; но все-таки английские генералы и английская печать в данном случае ведут себя не очень красиво, внезапно обрушив свой гнев на турок. Винить следовало бы не столько турок, сколько инженеров, ухитрившихся так нелепо построить их оборонительную линию и не позаботившихся о ее своевременном окончании, а также командиров, которые подставили первую линию под сокрушительный удар, не обеспечив ей никакой поддержки».

И, конечно, идея поручить важнейшую задачу самым слабым войскам союзного контингента — это дорого стоившая ошибка Раглана.

Вполне возможно, что не только у союзников были под руками шпионы, не только они брали пленных и не только к ним бежали перебежчики: Липранди вполне мог знать, что редуты были заняты второсортными войсками, состоящими из тунисцев и малоподготовленных новобранцев.

Обер-офицер казачьих войск. 1845–1855 гг. Висковатов А.В. Историческое описание одежды и вооружения российских войск с рисунками, составленное по высочайшему повелению. 1841–1862 гг.

Редуты №2 и №3 брал Украинский пехотный полк. Его командиру потребовалось меньше времени, чтобы выполнить задачу, нежели потерявшему почти полторы сотни человек Криденеру.

Артиллерийскую поддержку вначале оказывала конная №12 батарея, подошедшая от резервов, но едва достававшая гранатами до редута и потому быстро прекратившая напрасную трату снарядов. Правда, хватило и того, чтобы решить участь укрепления.

Напуганные судьбой своих коллег, которых к этому времени добивали на редуте №1, разъяренные их упорным сопротивлением русские (жуткие вопли убиваемых штыками несчастных утренний воздух доносил до соседних укреплений), защитники этих позиций решили судьбу не испытывать и зря солдат-украинцев не злить. Из всех возможных вариантов действий они выбрали наиболее безопасный — бросились бежать, положившись, по словам Слейда, на волю Аллаха — кысмет.

Руссе видит причину последующего негативного отношения к туркам именно в том, что упорно защищая первый из редутов (правильнее сказать, пытаясь спасать свои жизни), они быстро оставили остальные. Продержавшись более часа, турки так и не дождались помощи, которую им наверняка обещали «английские братья». В то, что эта помощь придет, они больше не верили.

Ускорило принятие ими «мудрого» решения прибытие Донской №3 батарейной батареи, которая, отойдя после взятия редута №2 к реке Черной, напоила лошадей, видимо, сменила передки, получила поздравление, с успехом переданное Липранди через одного из своих адъютантов — князя Оболенского (командовавшего казачьей артиллерией), и, пополнив боезапас, с хорошим настроением вернулась на поле боя. Приказ Липранди сменить конную № 12 батарею выполнили быстро. После непродолжительной стрельбы по редуту турки оттуда ушли и пехота, двинувшись в атаку, взяла укрепление, а вместе с ним палатки и орудия.

Стреляли вновь до полного опустошения передков. Гусарский офицер Арбузов видел, как после занятия редутов командир Донской батареи проезжал мимо гусарского полка, везя за собой из парка новые зарядные ящики. Но и лишнего расхода не допускали: «…Тридцать орудий 12-й артиллерийской бригады, действовавших в продолжение 10 часов, от 6 утра до 4 часов пополудни, выпустили 1 596 выстрелов, в том числе 162 выстрела картечных; следовательно, каждое орудие делало в час от пяти до шести выстрелов. Этот расчет ясно показывает, что взводные офицеры производили пальбу с правильною наводкою и тщательным наблюдением за действием своего выстрела, имея в виду сбережение снарядов, что при тогдашнем составе Крымской армии было крайне необходимо».