Кэтрин потрясенно застыла на месте, когда вошла в первый день занятий в класс и увидела Клэр в школьном форменном платьице, терпеливо дожидающуюся начала урока вместе с остальными детьми.

Кэтрин с трудом дотерпела до трех часов, когда закончились занятия, а потом подозвала Клэр к своему столу и нежно сказала:

– Я счастлива видеть тебя с нами. Твой папа, кажется, упоминал, что хочет отправить тебя в другую школу.

Клэр блеснула гордой улыбкой.

– Я ответила «нет».

– Ты ответила «нет»?

– Я сказала ему, что не хочу идти в другую школу, что мне нравится эта, что мне нравитесь вы. – Улыбка чуть дрогнула. – Вы не сердитесь, что я сказала о вас?

– Я рада, что ты с нами. – Она стиснула маленькую ручку, лежавшую на ее столе, и усмехнулась. Нетрудно представить его ярость, когда он оказался в заложниках у ребенка!

– Джек в конце недели уезжает во Францию, – добавила как бы между прочим Клэр. – Она говорит, что мне в любое время можно тоже приехать и побыть у нее сколько захочется. Она говорит, что погода там всегда лучше, чем здесь. Домик, который вы с папой построили для меня, сломался.

– Уверена, что он его починит. – Ей пришлось отвернуться. Не было сил вспоминать их мимолетную нежную близость.

– Вы его попросите? – быстро спросила Клэр и нахмурила бровки.

– Я думаю, что это ты должна попросить.

– Но его никогда нет дома! – пролепетала Клэр. – Он встречается с новой подругой.

Лицо Кэтрин превратилось в ледяную маску, и ей пришлось прокашляться.

– Тогда, возможно, его подруга тебе поможет, – выдавила она.

События не стоят на месте, думала она. Люди женятся и уезжают, жизнь идет вперед. А ты что, рассчитывала, что он будет сохнуть по тебе? Может, он и хотел тебя, но ведь не любил! А за углом, должно быть, дожидались десятки подруг, готовых ухватить лакомый кусочек в виде Доминика Дюваля. Такова жизнь, разве нет?

– Я ее ненавижу, – напрямик заявила Клэр, по-прежнему сильно хмурясь. – Она торчит на кухне и не разрешает мне есть рыбные палочки.

– Это не причина ее не любить. – Кэтрин без особого успеха старалась, чтобы ее голос звучал бодро и радостно. Да и как она могла в этом преуспеть, если мысли ее вертелись вокруг одного – кто-то другой прикасается к его телу, любуется его улыбкой, слушает глубокий бархатный голос и, наверное, чувствует все то же самое, что чувствовала она.

– Она слишком сильно красится, – не умолкала Клэр, увлеченная собственным порывом. – С ней совсем не весело. Не так, как с вами. Вы не можете приходить к нам и готовить для папы?

– Повар из меня никудышный, – живо отозвалась Кэтрин. – Ну, дорогая, тебе пора домой. Читаешь ты все лучше. Не забудь про домашнее задание. Три странички на сегодня.

Слова давались с трудом. Горло, казалось, все сильнее сжимают тиски, и хоть она говорила правильные вещи, мысли, ее улетали по касательной совсем в другую сторону, и от этого ее подташнивало и чуть-чуть кружилась голова.

– Но вы хоть придете в гости? – взмолилась Клэр, и Кэтрин неопределенно кивнула. – Когда?

– Скоро.

– Сегодня?

– Нет, деточка, сегодня я занята. В другой раз.

– Нет, вы должны прийти сегодня, – возразила Клэр. – Гейл опять придет готовить, а я не хочу есть ее еду! – В темных глазках уже стояли слезы разочарования, и Кэтрин все тем же бодрым тоном проговорила что-то о полезности домашней пищи по сравнению с рыбными палочками и о том, что морковка хорошо влияет на рост волос.

Потом она поднялась и проводила Клэр к выходу, чувствуя, что ей необходим глоток свежего воздуха.

Тоненький голосок продолжал брюзжать, а она выскочила из школы к своей машине, села и поспешно опустила окно. Она вся горела, несмотря на стужу и сырой тяжелый туман.

Ледяной ветер освежит ее мысли. Ей нужно подумать, нужно все расставить по местам. Она завела машину и выехала со стоянки, а мысли крутились вихрем и лопались у нее в голове, как у больного в лихорадочном бреду. Она убеждала себя, что непозволительно так нервничать, что если она станет так реагировать на любое мимолетное упоминание его имени, то ей нелегко придется в жизни.

Последнее, о чем она подумала, прежде чем потерять управление, было: она здравомыслящая женщина, взрослая женщина и нечего вести себя как подросток, раздираемый муками безответной любви.

Перед глазами у нее все поплыло от слез, она ощутила сильный толчок – и потеряла сознание, грудью навалившись на руль.

Когда сознание вернулось к ней, она находилась в комнате, где лежала на очень твердой постели и очень жесткой подушке, а перед ней маячил телевизор, подвешенный на каком-то хитроумном приспособлении – очевидно, чтобы его можно было поворачивать под любым удобным для зрителя утлом. Кэтрин смотрела на телевизор, пытаясь сообразить, что она делает в больнице.

Потом нажала на красную кнопочку у кровати и стала ждать, пока кто-нибудь придет.

У нее болело все тело. Казалось, ломит каждую косточку по отдельности, и Кэтрин, едва на пороге возникла медсестра, произнесла чуть слышно:

– Пожалуйста, дайте обезболивающего.

Сестра сверилась с карточкой на спинке кровати, блеснула улыбкой и покачала головой.

– Только после того, как вас осмотрит доктор, милая.

– Пожалуйста! – Кэтрин с трудом сдерживала слезы. – Я хочу вернуться домой.

– К сожалению, я должна сказать «нет». – У сестры был благожелательный, но твердый взгляд, и Кэтрин решила, что из нее вышел бы отличный учитель. – Сию минуту приведу доктора Сойерса, милая. – Она выскользнула из палаты и пять минут спустя вернулась с врачом. Тот улыбнулся, присел на край кровати и с математической точностью перечислил все ее повреждения. Два сломанных ребра, трещина в запястье и сильнейшее растяжение связок в области лодыжки.

– Вам еще повезло, что все так закончилось, – добавил он, сияя, будто большей радости в жизни у него не было. Потом встал и как бы между прочим заявил: – А вот машину вашу придется списать. – Это стало последней каплей. Кэтрин разрыдалась, захлебываясь и отчаянно сморкаясь в подсунутые врачом бумажные платки. – Шок, – глубокомысленно прокомментировал тот. – Сестра принесет вам обезболивающее, а я прошу вас отдыхать как можно больше.

– Сколько я здесь пробуду? – простонала Кэтрин.

Доктор немного подумал.

– Как минимум неделю, а затем сможете вернуться домой, если у вас есть кому за вами, ухаживать. Есть?

– Нет, – всхлипнув, ответила она, и доктор встревоженно нахмурился.

– Ну, ничего, ничего, не переживайте, – успокоил он ее. – Что-нибудь придумаем. – Он испарился, а вместо него возникла сестра, которая, без умолку болтая, измерила ей температуру, пульс и давление, а в самом конце сделала главное – вручила ей две обезболивающие таблетки.