Они ехали и ехали, и Оливия рассказывала Джеку о школе, где преподавала ее мать и где все ученики сидели в одном классе, и как матери зимой приходилось вставать ни свет ни заря, чтобы протопить школу к началу уроков; рассказывала о финке, нянчившей ее, – «это меня-то!» – когда Оливия была еще слишком мала, чтобы ходить в школу; рассказывала о дяде Джордже, пьянице, женившемся на женщине много моложе его, и эта женщина влюбилась в соседа – «вот там стоял его дом, прямо там», – а потом сосед… в общем, Оливия не знала, что на него нашло, но та молодая женщина повесилась в погребе под лестницей.

– Господи, – сказал Джек.

– Ага. Ребенком я боялась спускаться в погреб, и как же меня трясло, когда меня посылали туда за картошкой или еще чем.

– Боже, – сказал Джек.

– А дядя Джордж, – продолжала Оливия, – снова женился, но через десять лет после смерти его первой жены он тоже повесился на том же самом месте.

– Боже мой! – сказал Джек.

* * *

Так они и колесили по дорогам в одну полосу, беседуя о том о сем. Джек рассказывал Оливии о своем детстве, и уже не в первый раз, но, увидев дом, где она выросла, не удержался от воспоминаний о доме своих родителей на окраине Уилкес-Барр, в Пенсильвании, и о том, каким маленьким казался ему этот дом, даже когда он был ребенком, и хотя он был побольше, чем бывший дом Оливии, Джек чувствовал себя там смятым в комок.

– Ох-ох-ох, – отозвалась Оливия, внимательная слушательница. – И немного спустя: – Нет, ты только посмотри!

Джек как раз свернул, и им явилось ноябрьское заходящее солнце на фоне темнеющего безоблачного неба. Горизонт ярко желтел. Голые деревья упирались голыми черными ветвями в небо.

– Ну потрясающе, – сказал Джек.

Вверх-вниз катилась машина, вверх по одному небольшому холму, вниз по другому, по длинному объезду, по короткой дуге; автомобиль то нырял, то взлетал, пока солнце медленно опускалось за горизонт.

– Давай наведаемся в тот новый ресторан в Ширли-Фоллз, – сказал Джек. – Мэриэнн Ратледж о нем упоминала. Вроде бы это лучший ресторан в городе. Как он называется?.. Какое-то смешное название.

– «Горючее», – ответила Оливия.

– Точно. – Джек глянул на нее: – Откуда ты знаешь о модном ресторане «Горючее» в Ширли-Фоллз? Ты меня удивляешь.

– А ты меня. Ты что, ничего не читаешь? В газете несколько месяцев назад была о нем статья. Надо же, назвать ресторан «Горючим». В жизни ничего подобного не слыхивала.

* * *

Джек припарковался за квартал от ресторана, название заведения сияло неоновыми огнями. Заперев машину, Джек огляделся. Уже час, как стемнело, и тьма в это время года всегда казалась ему реально темной; не хотелось бы – причем категорически, – чтобы его автомобиль угнали или разбили стекло в поисках, чем бы поживиться. Оливия стояла на тротуаре.

– Да брось, Джек, – сказала она, словно могла читать его мысли (и порой Джеку чудилось, что так оно и есть на самом деле), – ради бога, с машиной все будет в порядке.

– Знаю, – ответил он.

Ресторан на первый взгляд напоминал пещеру. Высокие потолки, бар с мерцающими бокалами и стройные ряды бутылок напротив огромного зеркала, за баром были расставлены столики. На других стенах также висели большие зеркала, и на каждом столике горел фитилек в круглом стаканчике. Официантка усадила их за столик в центре почти пустого зала, и Оливия, развернув салфетку, сказала:

– Надеюсь, у них есть стейк. Хочу мяса.

– Конечно, есть, – заверил ее Джек и, подмигнув, добавил: – Я угощаю.

Джеку подали виски, Оливии – бокал белого вина, и вскоре они сделали заказ. Оливия попросила стейк, Джек – моллюсков, и когда официантка принесла заказанные блюда, Джеку и Оливии, увлеченно разговаривавшим, пришлось откинуться на спинки кресел, иначе некуда было бы поставить тарелки, но беседу они не прекратили. Оливия рассказывала Джеку о сомалийцах, которые прибыли сюда лет пятнадцать назад, и какой поначалу поднялся переполох, ведь Мэн всегда слыл таким белым, белым штатом.

– И старым, с традициями, – подчеркнула Оливия.

Однако сомалийцы оказались ужасно предприимчивыми и занялись разнообразным бизнесом.

– Это же здорово, – сказал Джек совершенно искренне, хотя сомалийская тема была ему не близка. Но Оливия умела сделать любую тему интересной, причем интересной именно для Джека, потому что она была Оливией, и к тому же он знал, что вскоре они заговорят о чем-нибудь другом, нужно только подождать.

Высокая тяжелая дверь отворилась, и в ресторан вошли двое. Джек, обернувшись на дверь, сперва увидел женщину и подумал: «До чего же она похожа…» – а затем услышал ее голос. Она обращалась к своему спутнику, следовавшему за ней, и сомнения отпали: это был ее голос. Джек услышал, как она сказала:

– О, знаю, знаю, да, я об этом знаю.

И он – Джек – тихо произнес:

– Нет.

– Что нет? – спросила Оливия. Она уже готова была вцепиться зубами в отрезанный кусок стейка.

– Ничего, – ответил Джек. – Я подумал, что увидел кое-кого из моих знакомых, но обознался.

Нет, не обознался.

Но не верил своим глазам. Не верил, что подобное происходит с ним. С такими же ощущениями он много лет назад, в детстве, падал с велосипеда – набирающее силу предчувствие чего-то страшного и понимание, что он ничего не может сделать. Только наблюдать, как тротуар несется к его физиономии.

Он сидел неподвижно, глядя, как они входят в зал, официантка здоровается с ними, и вот они направляются в его сторону. На ней была золотистая дубленка и коричневый шарф вокруг шеи, золотистая овечья кожа была почти такого же цвета, как ее волосы, и выглядела она несколько полнее, чем Джеку помнилось, – возможно, из-за толстой дубленки – и очаровательной, какой была всегда; в ушах большие золотые серьги, слишком массивные, на вкус Джека. А затем она увидела его. Смятение мелькнуло на ее лице, она отвернулась, потом снова посмотрела на Джека и, сделав шаг, остановилась у его кресла.

– Джек? – сказала она. – Джек Кеннисон? – До него донесся тонкий аромат ее духов, она всегда ими душилась, и у Джека защекотало в носу.

– Здравствуй, Илейн. – Он расправил салфетку на коленях.

Илейн уставилась на него, серьги как две огромные запятые по обе стороны лица, и Джек подумал, не надо ли ему встать, и поднялся, и заметил – нет, ему не почудилось, – как ее зеленые глаза машинально скользнули вниз по его телу и снова вверх. Джек сел, задев животом край стола. Спутник Илейн стоял тут же, рядом.

Лицо у нее постарело – естественно, – но, как ни странно, не изменилось. Оно казалось немного шире, ее лицо, все же она слегка поправилась. Макияж у нее был идеальный, зеленые глаза, подведенные черным, стали еще зеленее, а волосы были чуть длиннее, чем раньше.

– Джек, что ты здесь делаешь?