В самом центре стены расплылось большое кровавое пятно, черное, как смола на белой штукатурке, с крохотными волокнами, ползшими к потолку, и широким мазком, спускавшимся к полу. Рядом с пятном кровью были нацарапаны какие-то слова. Буквы были маленькие, неправильные и неуклюжие. В темноте я не мог разобрать ничего.

— Бетесда, — прошептал я. В тишине мой шепот звучал глупо и бессмысленно. Я произнес ее имя громче и испугался резкости своего голоса. Ответа не было.

Я стоял не шевелясь. Тишина была полной. Казалось, в углах скапливается наползающая на комнату тьма. В свете звезд и луны сад сделался пепельно-серым. Сумерки прошли. Наступила настоящая ночь.

Я отступил от стены, пытаясь сообразить, где искать светильник и трут. Огонь в доме всегда поддерживала Бетесда. При мысли о ней во мне поднялся невыразимый ужас. В это мгновение я споткнулся о что-то, лежащее на полу.

Это что-то было маленьким, мягким, неподвижным. Я шагнул назад и поскользнулся на крови. Предмет у моих ног почти растворился в темноте, его очертания неузнаваемо изменились, но я мгновенно понял, что это и чем когда-то было.

В дверях мелькнул зыбкий свет. Я отпрянул назад, проклиная себя за то, что не взял с собой оружия. Тут я вспомнил о ноже, который дал мне немой мальчик и который по-прежнему лежал в складках моей туники. Я потянулся за ним, на ощупь шаря по одежде, пока его рукоять не легла мне в ладонь. Я достал нож и быстро, уверенно пошел к проходу, встретив вынырнувший из темноты свет, проскользнул ему за спину и обхватил его обладателя рукой за горло.

Кто-то завизжал и укусил меня в предплечье. Я попытался вырваться, но зубы цепко впились мне в руку.

— Бетесда, — взмолился я, — пусти!

Она выскользнула из моих объятий и развернулась спиной к стене. Рукой она вытерла кровь с губ. Непостижимым образом она умудрилась удержать светильник, не дав ему погаснуть и не уронив на пол ни капли масла.

— Зачем ты это сделал? — завизжала Бетесда. Она ударила кулаком о стену у нее за спиной. В ее глазах блуждало безумие. При свете лампы я увидел синяки у нее на лице и горле. Ворот ее платья был безжалостно оторван.

— Бетесда, тебе больно? Ты ранена? Она закрыла глаза и перевела дыхание.

— Больно совсем чуть-чуть. — Она высоко держала светильник и вглядывалась в комнату; вдруг ее лицо дрогнуло, и я подумал, что в дом проникла какая-то новая угроза. Но когда я проследил за ее взглядом, то на полу увидел только безжизненный, перепачканный кровью трупик ее любимицы Баст.

Я пробовал ее удержать, но это было невозможно. Она отстранилась от меня с содроганием и стала стремительно переходить из комнаты в комнату, зажигая пламенем своей лампы все лампы и свечи. Когда весь дом был освещен и Бетесда удостоверилась в том, что непрошеные гости не затаились в темных углах, она заперла дверь и снова прошлась по дому, закрывая все окна.

Я молча наблюдал за ней. В неверном свете я озирал погром, учиненный в доме: мебель опрокинута, ковры сорваны со стен, утварь перебита и сломана. Картина разгрома лишила меня дара речи; я опустил глаза и поймал себя на том, что разглядываю кровавые следы на полу, изувеченное тельце Баст, надпись на стене. Я подошел ближе. Буквы были разной величины, многие из них — неправильной формы, но надпись была сделана грамотно. По всему было видно, что оставил ее человек, не привычный к письму, возможно, совершенно неграмотный, который воспроизводил значки, сверяясь с оригиналом. Чтобы прочесть написанное, приходилось ломать глаза.

МОЛЧИ ИЛИ УМРИ.

ДА СВЕРШИТСЯ ВОЛЯ

РИМСКОГО ПРАВОСУДИЯ.

Бетесда прошла мимо меня, далеко обойдя трупик кошки и стараясь не смотреть на стену.

— Ты, должно быть, проголодался, — сказала она. Голос ее был странно безмятежен. Как будто ничего не случилось.

— Очень голоден, — согласился я и проследовал за ней в заднюю часть дома, где находилась кладовая.

Она сняла с кастрюли крышку, достала оттуда целую рыбу и шлепнула ее на стол. В теплом, стоячем воздухе сильно запахло рыбой. Рядом с ней лежала кучка свежих трав, лук, несколько виноградных листьев.

— Ты видишь, — сказала Бетесда. — Я только что вернулась с рынка.

— Когда они приходили? Сколько их было?

— Двое. — Она потянулась за ножом и опустила его на рыбу, отделив голову одним ловким ударом. — Они приходили дважды. В первый раз они пришли поздним утром. Я поступила так, как ты мне всегда велел: дверь была крепко закрыта, и я говорила с ними через окошко. Я сказала им, что ты ушел и, по всей видимости, вернешься очень поздно. Они не захотели говорить, кто они такие, и сказали, что еще вернутся.

Я смотрел, как она чистит рыбу заостренным кончиком ножа. Ее руки были чрезвычайно проворны.

— Потом я пошла на рынок. Я сумела купить рыбу очень дешево. День был слишком жаркий, на рынке было пыльно, и продавец боялся, что она стухнет, прежде чем ее кто-нибудь купит. Свежая рыба прямо из реки. Я сделала все покупки и стала подниматься на холм. Дверь была закрыта, задвижка была на месте. Я проверяла, как ты и велишь.

Сильными, спорыми движениями она принялась нарезать зелень. Мне вспомнилась жена старого лавочника.

— Но день был такой жаркий. Не было ни дуновения. Ни ветерка из сада. Я из последних сил боролась со сном. И я оставила дверь открытой. Совсем ненадолго, думала я, но, видно, я о ней позабыла. Я была такая сонная. Пошла к себе прилечь. Не знаю, спала я или нет, но через какое-то время я услышала шум в прихожей. Я почему-то знала, что это снова они. Я слышала их приглушенные голоса; затем послышался громкий стук, как будто опрокинулся стол. Они начали кричать, называть твое имя, осыпать тебя руганью. Я спряталась в своей комнате. Мне было слышно, как топают по дому, переворачивают мебель, разбивают посуду о стены. Они зашли в мою комнату. Всегда кажется, что при необходимости сможешь спрятаться, но они, конечно, сразу меня нашли.

— И что потом? — Сердце бешено заколотилось в моей груди.

— Не то, что ты думаешь. — Она смахнула слезу. — Лук, — пояснила она. Я видел браслеты синяков на ее запястье, оставленные чьей-то сильной хваткой.

— Но они сделали тебе больно.

— Они толнули меня и несколько раз ударили. Один из них держал меня со спины. Они заставили меня смотреть. — Она уставилась в стол. В ее голосе зазвучала ненависть. — Весь день я воевала с Баст. Она сошла с ума от запаха рыбы. Один из них нашел ее на кухне и принес в прихожую. Она укусила его и расцарапала ему лицо. Он швырнул ее об стену. Потом вытащил нож. — Она оторвала взгляд от работы. — Они что-то написали. Кровью. Они сказали, что это для тебя и чтобы ты не забыл прочесть. Что там написано? Проклятие?

— Нет. Угроза. Какая-то бессмыслица.

— Это как-то связано с тем молодым рабом, который приходил вчера за тобой, или я не права? Новое дело, об отцеубийстве?