Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разглядывая сверток, он помолчал.
— Эй, что там у тебя? Бомба?
В свете недавних событий я не торопился открывать посылку. Юджин подозрительно и с любопытством наблюдал за мной, пока я осторожно разворачивал коричневую бумагу и аккуратно приподнимал крышку коробки.
— Черт возьми!.. Кто-то ограбил королевскую сокровищницу!
Я был удивлен не меньше. У Юджина глаза полезли на лоб. В коробке, переливаясь, лежали драгоценности — несомненно, муляжи, но тем не менее превосходные копии настоящих. Там были нити жемчуга и бриллиантовые запонки, изумруды и рубины; целый ассортимент сверкающих брошей и заготовок, представляющих собой греческие надписи. Внизу, бережно обернутая тонкой бумагой, лежала искусной работы золотая рамка с изображениями свитков, выгравированных с тем же мастерством, что и на окладе тиносской иконы. Рамку венчал крест, поддерживаемый с обеих сторон ангелами, с лентами из накладного золота и гравировкой на греческом. Здесь постарался опытный ювелир. Андерсен, должно быть, заплатил целое состояние за такую работу.
На лестнице послышались мягкие, приглушенные шаги хозяйки. Я закрыл крышку в ту секунду, когда она появилась на пороге.
— Мистер Гарт, — сказала она, протягивая мне конверт. — Я забыла еще вот это.
— Кто принес посылку, kyria?[16]
— Ах, Матерь Божья… Он хорошо мне заплатил, чтобы я сберегла ее для вас. — Ее черные глаза любопытно сверкнули, когда она взглянула на коробку.
— Кто вам заплатил?
— Мужчина. Не грек. Но по-гречески хорошо говорит. Может, американец. Высокий. Mavro…
Она ждала, что я предложу ей заглянуть в коробку.
— Мавр? Черный? Чернокожий мужчина? — уточнил я.
Она слегка откинула голову и пощелкала языком.
— Нет. Не черный. Черные волосы и moustaki… — Она жестом изобразила усы и бороду.
Под описание не подходил ни один человек из тех, кого я знал.
Я поблагодарил ее.
— Все в порядке, kyria. Это всего лишь необходимые мне для работы вещи, которые я заказал в Афинах. — Я выпроводил ее за дверь прежде, чем греческое любопытство взяло над старухой верх. Чтобы почтенная женщина не чувствовала себя разочарованной, я польстил ей, похвалив красоту маленького садика. Пухлые щеки хозяйки стали алыми, как розы. Цветы были ее гордостью и счастьем.
— Вы хороший парень, мистер Гарт. — Она погрозила мне пальцем. — Вы хороший парень, но плохо живете. Пьете слишком много узо. Мало едите. Мистер Гарт, я от вас прямо с ума схожу. Идемте, я дам вам pastitso[17]и свежего хлеба.
Хозяйка была настроена очень решительно, но я вежливо и твердо отказался, пообещав заглянуть к ней вечером на ужин и стаканчик домашнего вина.
Юджин собирался уходить. Шествуя мимо, он игриво ткнул меня под ребра.
— Ах, мистер Гарт, — передразнил он. — Вы пользуетесь определенным успехом у зрелых женщин.
На конверте не было марки: вероятно, письмо вручили вместе с посылкой. Я открыл его так осторожно, как будто внутри лежала бомба. Текст послания был отпечатан, подписи под ним не стояло. Он имел форму криптограммы.
Когда начнется паломничество,
Будьте в «Посейдоне».
Ждите благословения.
Ясно, что «паломничество» — это 15 августа, когда люди со всей Греции едут на Тинос, чтобы причаститься благодати святой иконы. «Посейдон» — отель, расположенный неподалеку от порта. Я сунул письмо в коробку с драгоценностями и спрятал ее под кровать. У меня было желание еще кое-что сделать, прежде чем присоединиться к Юджину в баре.
В зарослях бугенвиллей пели птицы. На улицах царила тишина и прохлада. Я не спеша шел в тени нависающих над улицей балконов, разыскивая нужный дом.
Вот он. Номер девять. Я поднялся по знакомой кривой лесенке на террасу. Старуха, подметавшая гальку, положила метлу и подошла к воротам. На ее загорелом, обветренном лице появилась беззубая улыбка.
— Мисс Геллер дома? — спросил я.
Она нахмурилась, ее блестящие маленькие глазки с подозрением рассматривали меня.
— Линда Геллер, — уточнил я. — Американская kyria. Она здесь?
Выражение ее лица изменилось. Старуха взяла метлу и зашагала прочь, удостоив меня лишь пожатием плеч.
— Линда Геллер — она что, уехала? — Я был настойчив.
Старуха что-то кратко ответила хриплым голосом. Я разобрал слово «efieghe», что означало: Линды здесь нет, она уехала.
Я умоляюще сложил ладони.
— Куда? Pou?
Старуха снова равнодушно пожала плечами; на ее лице появилось выражение безразличия. Она упрямо поджала губы, как будто обладала каким-то тайным знанием, и принялась подметать.
Озадаченный, я спустился по ступенькам и подумал, что Линда по крайней мере могла бы оказать мне любезность и написать на прощание пару слов.
К черту Линду. Пора приниматься за работу. Дома я установил мольберт с фотографией тиносской иконы, взял другую старую икону, купленную в Афинах, и положил ее на рабочий стол.
Сначала я смазал поверхность иконы растворителем, а потом начал соскребать изображение святого Иоанна. Затем я сунул доску в духовку, чтобы она побыстрее высохла, и покрыл ее подцвеченным гипсом, чтобы можно было работать темперой, после чего снова подсушил.
Я взял стеклянную палитру, достал разнообразные баночки с сухой гуашью, купленной в Афинах, и все их открыл. Тщательно выстроив их короткими аккуратными рядами, в порядке возможных цветовых сочетаний, достал из холодильника яйцо, разбил его и вылил в чашку, осторожно отделил желток от белка и перелил в отдельную посудинку.
Поставив на стол рядом с собой бутылку с дистиллированной водой, я взял специальный нож, выскреб из баночки немного сухого пигмента и перенес его на стеклянную палитру. В середине кучки сделал небольшое углубление и добавил туда несколько капель воды. Затем начал смешивать пигмент с водой с помощью ножа, и время от времени используя днище стакана, чтобы размолоть гранулы. Потом я положил пигмент в маленькую кофейную чашечку и принялся проделывать то же самое с оставшимися красками.
Далее я взял желток и опрокинул его на бумажную салфетку, держа этот импровизированный мешочек над пустым стеклянным кувшином. Я осторожно проколол желток кончиком кисти и вылил его в сосуд, после чего вернулся к плите, вынул загипсованную заготовку, поставил ее на другой мольберт и начал угольным карандашом набрасывать изображение Богородицы с младенцем. Закончив, я взял перо и смахнул почти весь уголь, оставив едва заметный абрис. Маленькой кисточкой, обмакнутой в светло-коричневую тушь, я обвел контур, подчеркнув тени на лице Пресвятой Девы и складки ее пышного одеяния.