— Не двигаться! Стойте где стоите!

Говоривший был одет в футболку и синие джинсы. Я немедленно его узнал. Инспектор Хараламбопулос.

— А, вот мы и снова встретились. — Он язвительно усмехнулся. — Так вам нравится старая мельница? Оттуда, наверное, замечательный вид?

— Что вам от меня надо, инспектор? — Я не выдержал. — Что вы делаете на Миконосе?

Коренастый мужчина в темно-синем костюме взял Юджина за грудки и выволок из джипа.

— Ты кто такой? — заорал тот.

— Шеф полиции острова Сирос, — сквозь зубы, угрожающим тоном проговорил коренастый. Юджин перестал вырываться. Полиция острова Сирос патрулировала все Кикладские острова, включая Миконос и Тинос. Спорить не имело смысла.

Мы молча подчинились; Хараламбопулос, шеф полиции и детективы окружили нас и загнали на заднее сиденье своего «мерседеса». Я протянул ключи от джипа шефу полиции, который отдал быстрые распоряжения двум одетым в штатское копам. Сам он, лысый и грузный, втиснулся в «мерседес», заняв половину переднего сиденья. Хараламбопулос притулился рядом с ним и угрюмо взглянул на нас. Его лицо было суровым и абсолютно невыразительным.

— Мы собираемся задать вам и вашим сомнительным друзьям несколько серьезных вопросов, — твердо заявил он. — Речь идет о краденых предметах старины и убийстве мистера Ричарда Брайана.

Мы с Юджином удивленно посмотрели друг на друга. Нам грозили большие неприятности. Юджин в отчаянии склонил голову. Нам предстояло ответить с предельной откровенностью на многие вопросы.

Инспектор Хараламбопулос сидел за большим дубовым столом и пристально смотрел на меня, скрестив руки на груди. Он сразу же взял быка за рога:

— В ночь убийства Ричарда Брайана вас видели в клубе «Петрос». Так? Я хочу услышать правдивый ответ, или же вы немедленно отправитесь за решетку.

Не было нужды спрашивать, откуда он узнал. Очевидно, инспектор был хорошо информирован. Я осторожно начал излагать ему всю историю, отбирая только самые значимые детали и факты и стараясь по возможности не оговаривать себя. Я подробно рассказал о том, как преследовал убийцу Брайана и потерял его в лабиринте улиц.

— Почему вы раньше не обратились к нам? Уж наверное, вы понимали важность данного свидетельства.

— Я испугался, — пробормотал я, подумав, что любое мое оправдание в его глазах будет выглядеть крайне неуклюжим. — Я подумал, что мои слова не откроют вам ничего нового.

— Вы знакомы с этим парнем?

Он положил на стол передо мной фотографию Гиацинта — обнаженного, в венке. Я кивнул.

— А с этим?

Я снова кивнул. Это был Эрик. Должно быть, снимок достали из полицейского архива, но с тем же успехом его могли извлечь и из паспортного досье. Я объяснил, что иногда видел обоих.

— Миконос — маленький остров. Вы ведь понимаете — невозможно избежать встреч с людьми, которые здесь живут.

— А как насчет Джона Ролстона? Объясните, что вас связывало?

— Ролстон был моим коллегой. Нас объединял интерес к искусству, вот и все.

Инспектор тяжело вздохнул.

— Мистер Хенсон, у вас большие проблемы. Скажите, какой интерес объединял вашу компанию, когда вы вломились в студию мистера Ролстона?

— Вломились? Мы не вламывались. Мы просто бродили поблизости — ну вспоминали о Джоне. Его смерть всех нас огорчила. Я был очень расстроен, когда узнал, что талантливый художник и мой друг умер.

Хараламбопулос не спешил выражать мне соболезнования.

— Бросьте свои увертки! — резко сказал он. — Мы, по счастью, узнали, что этот тип, Ролстон, был связан с Брайаном и Фредериксом. Сейчас мистер Фредерикс ожидает суда по обвинению в мошенничестве и скупке краденых предметов старины. В Греции к таким делам относятся очень серьезно.

Он взял лежавшую на шкафу дубинку, обтянутую кожей, и начал постукивать ею по ладони. Я задумался, сколько голов пробила эта мерзкая штуковина.

— У вашего друга О’Коннора есть каик?

Он пытался захватить меня врасплох, но я был настороже.

— Да. Юджин возит туристов. И у него есть официальное разрешение. Его партнер — грек. Вам должно быть известно, что документы у них в порядке.

— А в программу круиза включена рыбалка?

Инспектор был хитер, но я понял, к чему он клонит.

Я изо всех сил сохранял выражение оскорбления на лице и успешно скрывал назойливую пульсирующую боль в висках, вызванную учащенным сердцебиением.

Я спокойно ответил:

— Димитри часто ездит на рыбалку.

— На Делос?

У меня пересохло во рту.

— А почему бы и нет? — невозмутимо спросил я. — Разве на Делосе нет рыбы? — Я не стал дожидаться ответа. — В греческих водах полно рыбы. Рыбаки идут туда, где можно рассчитывать на улов. На Делос, Рению, Тинос. Даже в такую даль, как Андрос, если они этим живут.

Видимо, он остался удовлетворен моим ответом. Я обрел некую уверенность и решил, что буду и впредь ему дерзить, если он вздумает спрашивать еще.

Наступила неловкая пауза. Наконец я сказал:

— Итак, в чем меня обвиняют?

Теперь удивился инспектор:

— Обвиняют? Вас ни в чем не обвиняют. — Он помолчал. — Полагаю, вы не откажетесь уплатить небольшой… штраф, чтобы избежать проблем с визой. — Он хитро улыбнулся.

Я поджал губы. Мне следовало помнить, что я в Греции.

Он заговорщицки подмигнул мне.

— Во всяком случае, мистер Хенсон, вы прожили в Греции уже достаточно долго для того, чтобы знать правила. В следующий раз вы так легко не отделаетесь.

Он извлек из кармана своего пиджака мой бумажник и вынул оттуда все деньги.

— Я советую вам держаться подальше от собственности Джона Ролстона, или вас арестуют за нарушение границ чужого владения.

Инспектор звучно хлопнул себя дубинкой по ладони.

— И учтите, Хенсон, — здесь за воровство и перепродажу предметов старины вы получите лет десять, — добавил он, засовывая мои восемь купюр достоинством в сто и пятьдесят евро в карман. Затем Хараламбопулос указал мне на дверь.

В тот день, когда мы покинули Миконос, с юга дул сильный ветер. Я убедил Димитри и Юджина отправиться на каике на Тинос. До начала «паломничества» оставались сутки, и билеты на паромы наверняка были скуплены греками, направляющимися к святыне. Кроме того, я вез ценный груз и полагал, что будет безопаснее прибыть на остров в сопровождении надежных друзей.

Копию я закончил два дня назад. Выглядела она отлично. Изображение Пресвятой Девы и младенца было инкрустировано россыпью искусно обработанных камней — никто бы не определил, что это подделка. Даже стеклянное покрытие было специально поцарапано и запачкано, чтобы придать иконе облик подлинности.