К обеду и ужину сходились по сигналу, который играл полковой штаб-горнист Павличенко, состоявший уже много лет в полку. Проиграв сигнал, старик возвращался к столовой, где его ожидала закуска, водка и бутерброды.

В окрестностях лагеря совершенно не было подходящих деревень; в лагере же только командир полка имел барак в три комнаты, остальные офицеры жили в полубараках, то есть офицерские палатки ставились поверх деревянных пола и стенок. Все семьи оставались в Радоме, но два раза в лето лагерным собранием устраивались танцевальные вечера, на которые приезжали наши дамы. В саду рядом с собранием ставился шатер – дамская уборная, мобилизовались все перевозочные средства полка: экипажи, лазаретные линейки, которые выезжали к поезду, приходившему из Радома в шесть часов вечера, а отвозили обратно к поезду, отходившему из Конска в Радом в пять часов утра. В эти дни по взаимному соглашению устраивался общий ужин для всех и подавалось командирское шампанское.

Лето под Конском было часто дождливое, и так как дни вечеров приходилось назначать заблаговременно, то трудно было приноровиться к погоде, но никакая погода дам не останавливала и не влияла на оживленность этих вечеров. Напротив, чем хуже была погода, тем как-то бойче шли танцы.

В день выступления в лагерь перед полком был отслужен молебен. Первый переход до посада Шиловца был в 23 версты, поэтому было необходимо уравнять движение так, чтобы задам не приходилось добегать. Для этого каждые пять верст я пропускал полк мимо себя, уравнивая шаг, разрешая раздаваться в ширину, но не допуская никаких оттяжек вглубь, те же батальоны или роты, которые это не соблюдали, отправляли в хвост колонны. Таким путем наладилась равномерность движения и отсталых не замечалось. В период полковых сборов расписание занятий составлялось по полкам, за исключением стрельбы, которая производилась на дивизионном стрельбище, и очередь стрельбы назначалась штабом дивизии.

Расписание занятий в полку было так составлено, что ежедневно выходило пять часов занятий – три часа утром, от шести до девяти, и два часа вечером, от пяти до семи. Назначая малое число часов, я требовал напряженного ведения занятий, лишь первое время давая частые передышки, а затем, постепенно сокращая число и длительность передышек, проводить все три часа занятий без передышки.

Еще в период одиночного обучения я неоднократно указывал офицерам на важность ведения подготовительных к стрельбе упражнений, особенно в наводке и прицелке самими офицерами с каждым стрелком по очереди; щелканье же затворами целыми шеренгами признавал прямо вредным. Тем не менее, выехав однажды к началу занятий на переднюю линейку, я застал именно такую картину щелканья затворами, причем господа офицеры еще не выходили. Поздоровавшись с людьми, приказал фельдфебелям занятия прекратить и отпустить всех по палаткам.

В этот день обед в собрании прошел в полном молчании, зато подобный случай уже не повторялся.

Наступил период ротных смотров. Еще зимою во время тактических занятий с руководителями были подробно рассмотрены все стороны обучения рот для боевой их подготовки, причем указывалось на важность выработки темпа шага, равнении в затылок, уменья выдерживать направление при прохождении больших расстояний в развернутом и разомкнутом строях роты как боевых строев для передвижения в сфере артиллерийского огня. Зная, как трудно вводить полное число рядов, я на первый год объявил, что наименьшее число рядов на смотру допускаю 50 в роте. Всякий лишний ряд, выведенный свыше указанных 50-ти рядов, буду ставить в особую заслугу ротных командиров.

Только один ротный командир позволил себе вывести 48 рядов. Не спрашивая объяснений, приказал роту увести и не смотрел ее. Зато другие командиры превзошли мои ожидания: командир 1-й роты штабс-капитан Карабан вывел 60 рядов, командир 5-й капитан Горохов – 68, капитан Бородаевский и штабс-капитан Коссовский – по 56 рядов. Чтобы понять всю заслугу этих ротных командиров, надо сказать, что, выступая в лагерь, полк должен был оставлять в Радоме для несения караульной службы команду в 350 человек; значит, они выводили в строй всех, кроме самого необходимого домашнего расхода, не исключая и офицерской прислуги. Особенное внимание обращалось на полную тишину в строю, на обучение по знакам, а с начала общего сбора и на ночные маневры.

Пища постепенно все улучшалась, а с выходом в лагерь в помощь к приварочному окладу шли овощи с маленьких огородиков, разбитых всюду, где позволяло место. Тем не менее я чувствовал, что можно еще улучшить пищу, но, не имея достаточного опыта, чтобы учить этому делу, я решил прибегнуть к следующему способу.

В то время еще существовали вольные работы, и в Варшавском округе в пехоте среди лета делался перерыв, и войска отпускались на вольные работы на две недели, с 15 июля по 1 августа. Было решено тотчас по возвращении людей с работ, с 1 августа, начать варку на приз, самые же призы раздать в назначенное мною время. Так варили в течение двух недель, пока наконец утром 15-го, в день Успения Пресвятой Богородицы, я назначил раздачу призов. Пища варилась у нас в восьми котлах; было заготовлено столько же мисок, помеченных каждая особой буквой. Из какого котла в какой миске налита варка, знали только заведующий хозяйством и я. Для оценки варок были назначены от каждой роты: фельдфебель, все унтер-офицеры и по 20 рядовых. Оценка означалась крестиком или нулем, получившая наибольшее число крестиков, получала первый приз, следующая второй и т. д. Призы состояли из: первый – мундир и шаровары с клеймом «призовой» и 10 рублей деньгами; второй – то же самое и 5 рублей деньгами; третий тоже и 3 рубля деньгами.

Когда призы были розданы, я благодарил всех кашеваров и всем, не получившим призов, выдал по 3 рубля наградных. А вечером собрал всех фельдфебелей и в присутствии ротных командиров объявил им:

– Теперь вы убедились, какая может быть варка, так прошу, чтобы и дальше была такая же пища, иначе годовое условие об оставлении на сверхсрочной службе не будет возобновлено.

Для хлебопечения в Радоме вместо старой пекарни были выстроены две хлебопекарные печи системы генерала Васмунта, совершенно точно по его инструкции и из указанного им материала. Печи обошлись в 1800 рублей, но в первый же год окупились экономией на дровах, а затем полк имел ежегодно не менее 1500 рублей экономии от дров и, главное, всегда одинаковый, прекрасно выпеченный хлеб. К следующей весне то же было сделано и с лагерной хлебопекарней.

Замечательно, что по мере улучшения качества и вкуса пищи постоянно сокращалось потребление водки в полковой лавочке и рос спрос на папиросы, чай и на разные лакомства.

Создалась, наконец, в полку та атмосфера взаимного доверия и понимания, о которой я всегда мечтал, и стало легко проводить все требования в жизнь. Насколько привились полная тишина и внимание в строю, могут служить показателями два случая: на одном из ночных маневров, приближаясь к позиции противника, пришлось проходить лесом, и только когда мы вышли на опушку, то оказалось, что мы ошиблись направлением и стоим под углом к противнику. Было еще настолько темно, что едва можно было различать предметы на ближайшем расстоянии. Выйдя с адъютантом несколько вперед, мы стали с ним, расставив руки параллельно фронту противника, и батальоны сами в полной тишине переменили фронт, не переходя опушку леса и ничем не выдав своего присутствия. В таком положении выждали рассвета и произвели атаку.