Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приезжает от к себе домой на «копейке», приспичило ему что-то из хаты забрать, а был он тогда в розыске, причем знал об этом. С бабой приехал. Оставил ее в машине, а тут во двор заезжает «канарейка» из отделения – опер решил Дудкина проверить. Был у них в районе такой опер, звали его Шкафчик. Ну, повязали его: Шкафчик и стажер какой-то молодой. Дудкину опер руку заломил, а стажер давай его шмонать. В тот день Дудкин носил при себе адмиральский кортик, у кого-то на квартире насадил, причем спрятал его на груди под джемпером. Стажер прощупал как надо: карманы, рукава, плечи, ноги, за спиной проверил – нету ничего. Ну, нету так нету, мусора расслабились. А у Дудкина вдруг шторка упала: неохота в тюрьму, и все тут! Он берет, запускает свободную руку за вырез джемпера, достает вот такую приправу! – Слава великодушно размахнулся, отмерив кортику величину небольшого меча, – и сует стажеру вдоль ребер. Не Шкафчику, который ему руку держит, а менту, который ближе, чтобы не успел перехватить. Тот чувствует, как ему в тело что-то зашло, и замер. Дудкин пику выдернул, воздух в рану проник, а от этого сразу острая боль. Стажер побелел, согнулся, взялся за грудь и тихо-тихо отошел к скамеечке. Сел на нее. Шкафчик сразу руку выпустил, лапы кверху, хотя и при оружии был. Дудкин к нему поворачивается – в руке вот такая пика окровавленная, непонятно откуда взялась, ведь только что обыскали. Шкафчик задом к машине отходит. Иди, говорит, все нормально, я тебя не трону, иди-иди. Дудкин как дернул мимо своей «копейки», чтобы не засветить. Потом, думает, вернусь, когда они уедут, и заберу. А у него там баба сидит. И мотанул в сторону кладбища. Шкафчик по рации подкрепление вызвал, загнали Дудкина на погост. Он через ограды как пошел скакать! Мусарня по дорожкам параллельно чешет, держа его в пределах видимости. А там на кладбище деревья всякие растут и трава густая. Дудкин видит: старушка на могилке прибирается, и – к ней. Нырнул носом в землю, куда-то под подол заныкался. Мать, говорит, менты поганые за алименты ловят, помоги укрыться! Та говорит: ладно, сынок, лежи.
Менты побегали по кладбищу, видят, что никого нет, только старушка травку рвет. Значит, делся куда-то. Плюнули и назад пошли. Дудкин полежал, вылезает и переулками идет к своей машине. А тут его с «канарейки» заметили и за ним. Он – бегом во двор. Влетает в первое попавшееся парадное и по лестнице вверх. Думает, что за ним гонятся, а менты его потеряли: во двор въехали, а там уже пусто. Этот кадр, весь на изменах, звонит в дверь, ему девчонка какая-то открывает, он ее вталкивает в квартиру. Тихо, говорит, зарежу! Вдруг видит – отец из комнаты выходит. Дудкин ей нож к горлу, мол, взял в заложники.
– И накручивает себе статьи, – сказал я. – Добро бы, ограничился ношением холодного оружия, а так посягательство на жизнь работника милиции – раз, взятие заложника – два…
– Ну, короче, – продолжил разгорячившийся Слава, – отец в шоке, согласен на все. А Дудкину кажется, что менты по всему дому за ним шарятся, наглухо башню переклинило у человека. Вяжи, говорит отцу, простыни. Тот, бедный, давай вязать простыни, пододеяльники, что попало. Дудкин этот канат к батарее примотал и начал спускаться с пятого этажа. А окна выходили на проспект Машерова – главную улицу в Минске. Ну, что отец несчастный впопыхах навязал, продержалось недолго. Короче, веревка обрывается, Дудкин падает с высоты третьего этажа и ломает лодыжку. Но никто не ведется! – утро, весь народ на работе.
И вот скачет по центральной улице города такой Терминатор на одной ноге с окровавленным кортиком в руках! И едет на его беду по другой стороне замначальника ГУВД! Не замечает и дует мимо. Бабка какая-то бдительная это дело просекла, машину тормозит и спрашивает, что у вас такое творится? Ну, мент думает, отреагирую. Разворачивается, догоняет Дудкина, выскакивает из машины – стой! Дудкин с разворота пырнул его кортиком и дальше скачет. У него только одна мысль в голове: до «копейки» добраться. Замначальника сгибается, тихо отходит к машине и садится на капот. А у его водителя в тот день был с собой пистолет. Он видит: такое дело, начальника убивают, выскакивает, передергивает затвор. Выстрел в воздух. Ну, делать нечего, Дудкин остановился, нож выбросил. Так его и арестовали.
– Сколько же ему дали, червонец? – со знанием дела осведомился Доронин.
– Три года! – торжествующе заявил Слава.
– Быть такого не может.
– Может! Судья сам ржал.
Аргумент был неотразимый.
– И вот выходит господин Дудкин из тюрьмы, – довершил я воровскую байку типично абсурдной концовкой, – приезжает в Минск, заходит в родной двор и видит свою «копейку» целехонькой, в том виде, какой оставил: с бабой внутри и мотор работает.
– А вы что же, вместе сидели? – Доронин внимательно Славу выслушал и сделал выводы. – Ты же говорил, что тебя из армии уволили?
– Так это когда было, – ухмыльнулся Слава. – Ну, оттянул трояк за хулиганку.
– А ты за что чалился? – повернулся ко мне Доронин.
– За археологию, – вздохнул я скорбно.
– По валютной статье, небось?
– Как угадал?
– Навидался таких «археологов»!
«Мели, Емеля, твоя неделя», – философски рассудил я. «Сладкие конфетки минутных послаблений нейтрализуют горечь несбывшихся надежд». Тоже мне, профессионал! Поглядим, как дальше выйдет, но боюсь, одними разговорами наше общение не ограничится. Доберемся до Усть-Марьи, и там ты обязательно нас вломишь. Тогда придется поконфликтовать. В духе приснопамятного господина Дудкина.
Тем временем мы уже шагали по тракту. Ветерок донес шум мотора. Миновав поворот, мы увидели заезжающую в лес колонну. Грузовики направлялись к пещере. Я и не заметил, как мы дошли до поворота. С этой стороны дорога к ней была незнакома.
Мы прибавили шагу и через сорок минут были у пещеры. Три ЗИЛа мирно остывали на площадке перед отвалами, а у входа суетились рабочие, таская наружу камень. Расчищали проход для экспертов-криминалистов?
– Не будем спешить, – одернул Андрей Николаевич сунувшегося к пещере Доронина. – Сейчас найдем кого-нибудь из знакомых, узнаем, чем тут дышат. ЗИЛы, я вижу, все наши, усть-марьские.
– Конечно, наши, – заявил Доронин. – Зэков привезли. А вот и Толян. Погодите-ка, – сказал он нам, – я сейчас его расспрошу.
– Все, Ильюха, готовься, – негромко предупредил Слава, когда Доронин направился к своим. – Какая-то пакость затевается, я чувствую.
Шустро скрывшиеся за отвалом цирики минут через пять вернулись в сопровождении Васи и «прапорщика» с «калашом» в руке. Морда у Доронина была малость очумевшая.
– Привет, – сверкнул золотой улыбкой Слава, протягивая руку Толяну. Тот заколебался, но все-таки пожал ее.
– Пойдем, – с загадочным видом кивнул Доронин Андрею Николаевичу.
Директор оглянулся на нас, словно просил заступиться. Но помощи не дождался и покорно направился следом.
– Вы тут подождите, – кинул нам Доронин.