Адриан принял листок, но мыслями был уже не здесь.

— Так, значит, она во Франции.

— Видимо, да.

Молодой человек уставился в пространство, и Мария-Анна отметила, что впервые не видит в нем этого апломба превосходства, готовности все решить за другого человека, даже не спросив его.

«Похоже, в чем-то эта девица его все-таки обставила», — подумала мадам Лавуазье.

Наутро после ночи, проведенной в гостинице, набитой клопами, Анжелика Беро перестала спешить. Она останавливала карету там, где ей вздумается, и с удовольствием разминала затекшие ноги. Когда облака разошлись и ласковое мартовское солнце Шампани осветило холмы, она увидела этот дом.

— Туда! — приказала девушка кучеру и уже через полчаса осматривала миленький дом, видимо выстроенный совсем недавно и определенно брошенный.

— Чья это усадьба? — спросила она у мальчишки-пастуха.

— Нашей коммуны, — важно ответил тот.

Анжелика рассмеялась и спросила:

— Коммуна его выстроила сама?

Мальчишка растерялся и ничего не сказал.

Вскоре Анжелика уже знакомилась с Мари, женой председателя здешней коммуны. Эта женщина держала мелкий рынок у дороги.

— Хотите купить?! — обрадовалась Мари. — Может, вам и прислуга понадобится?

Буквально за пару часов документы были оформлены. Вся местная коммуна, от мала до велика, аж человек сорок, обступила парадное крыльцо усадьбы. До того как прежние владельцы бежали, они все служили здесь или поставляли свежее мясо и овощи. Теперь эти люди рвались исполнять прежние обязанности всего за 20 су в день. При цене хлеба в Париже 3 су за фунт, это был весьма высокооплачиваемый персонал.

Анжелика с наймом не спешила, требовала демонстрации навыков. Если честно, она только так и разобралась, как работает новомодная, сделанная по лучшим парижским образцам ванная из розового мрамора. Здесь не нужен был кувшин! Вода текла, а если надо, то и уходила сама!

— Хотите освежиться? — Две бывшие горничные мигом встали в стойку охотничьей собаки. — Воду нагреть? Жак, где тебя черти носят?! Быстро горячую воду для мадемуазель!

— Вы обе приняты. — Анжелика рассмеялась.

Ей это нравилось.

Ей здесь вообще нравилось все: садовник, не переставший ухаживать за садом в смутной надежде, что хозяева когда-нибудь вернутся, молочница — крупная, розовощекая и очень чистоплотная тетка, даже председатель коммуны — формально якобинец, а на самом деле умный и доброжелательный человек.

— Спрячьте ваше золото, — первым делом предупредил он, едва увидел луидор, сверкнувший в ее пальцах. — Не надо так рисковать. Люди слишком обнищали. Если надо обменять на ассигнации, я это сделаю.

Анжелика спохватилась, тут же приказала перенести тяжеленные ящики для «фарфора» в кладовую рядом со своей спальной и уже на следующее утро ощутила, что беззаботная юность вернулась к ней.

Она могла спать до полудня или проснуться на заре, чтобы принять участие в рыбалке. Маленькая речка была полна форели. Если Анжелика заказывала творог, то он всегда был свеж и вкусен, а уж булочки!.. Таких на Мартинике она даже не пробовала.

Потом зацвели сады. Она гуляла по узенькой дорожке, любовно выложенной плоскими камнями. Белые, розовые, нежно-фиолетовые лепестки падали и падали.

Но главное в том, что ее во всей округе звали графиней!

— А кто ж вы еще? — удивилась гувернантка, услышав ее вопрос. — Наше графство хоть и маленькое, но все-таки самое настоящее, а вы его владелица. Значит, вы графиня д’Ами.

Ей нравилась Франция. Ей нравилось все!

Напряжение росло буквально по часам. Аббат находился в самой гуще событий, был их центром и творцом. Он чувствовал это напряжение кожей, всем своим существом. Жители провинций, не желающие отправлять сыновей на войну, бунтовали. Общий расклад был не в пользу Аббата.

Разумеется, эти мятежи были запланированы. Они являлись важной, неотъемлемой частью его схемы, но начались раньше времени.

Едва дочь Амбруаза Беро предъявила в Нанте вексель, встревоженные буржуа сразу постарались обезопасить себя. Поэтому Аббату пришлось готовить досрочную атаку, направленную на жирондистов, представлявших истинный центр сопротивления, самую состоятельную часть конвента.

Для начала монтаньяры настояли на посылке в мятежные департаменты депутатов для ускорения призыва. Схема была иезуитски утонченной. Ехать пришлось как раз тем депутатам, чьи департаменты бунтовали. Они просто не могли отказаться от командировки, навязанной им. В конвенте возник пусть кратковременный, но весьма ощутимый численный перевес в пользу «бешеных».

Но едва Аббат начал аккуратно готовить следующий этап, в дело вмешался Жан Варле и все испортил. Этот «бешеный» был из числа тех самых полезных дураков, которых Аббату даже не требовалось вербовать. Все его инициативы были заведомо известны и вполне полезны.

Но на этот раз Варле возомнил о себе слишком уж много. В считаные часы Жан Варле добился от клуба кордельеров решения о свержении антинародной клики жирондистов. Затем, уже опираясь на волю народа, он глубокой ночью провел то же решение в Марсельской секции и в секции Четырех наций. Утром 10 марта 1793 года к призыву присоединилась секция Пуассоньер, затем Бон-Консей и Ломбар, а после них затем и секция Хлебного рынка.

Когда Аббат об этом узнал, он пришел в бешенство. Секции, не получившие точных инструкций, еще не были готовы к перевороту. Жирондисты мгновенно насторожились и немедля подключили национальную гвардию. Парижские улицы были блокированы. А утром умеренные депутаты потребовали расследования. Они прямо указывали на организаторов мятежа — кордельеров и якобинцев.

Переворот был запланирован Аббатом давно, однако попытка произошла преждевременно. Девчонка раскупорила «шкатулку Пандоры» на 2 месяца и 6 дней раньше расчетного срока и не тем векселем. Реальность расслоилась.

Аббат скрипел зубами, когда ставил кресты в те клетки своей схемы, где событие уже произошло, и не мог ничего отменить. Настоящее шло бок о бок с тем, что он запланировал на потом. Вместо мускулистого силача из Франции на его глазах вырастал какой-то уродец. Некоторые члены его тела были не по возрасту развиты, другие — почти атрофированы.

Да, Бельгия и швейцарский Базель были аннексированы, армия отнимала у врага город за городом. Но командующий Дюмурье, прознавший о попытке переворота, уже готов был повернуть войска на Париж, быстро и навсегда положить конец «бешеным». Армия ему уже подчинялась. Когда министр юстиции Гара доложил конвенту, что вышел на центр организации недавнего мятежа, Аббат решился на крайнюю меру.

Тот факт, что в войске Дюмурье служил герцог Шартрский, самый очевидный претендент на престол, был всем известен. Новостью стало, что сын давно уже сломленного Людовика Филиппа Орлеанского, гражданина Эгалите, согласился стать королем. Аббат и принудил его к этому. Конвент заволновался.