Акции компании мсье Тарту были не из тех, которые можно купить на рынке ценных бумаг. Такой же общественный эффект Адриан произвел бы, объявив, что имеет поручение продать акции Святого Престола или партии монтаньяров — с правом требовать финансовые отчеты и голосовать за генеральный курс.

Все понимали, что этот щенок без году неделя в коммерции, он просто порученец. Но никто не подумал, что это шутка. С такими вещами не шутят!

Уже через два часа к нему подошла группа депутатов конвента от Нижней Луары, еще одна — от Бретани и третья — от Вандеи. Они хотели знать детали.

— Господа! — Адриан развел руками. — Я знаю не больше вашего. Могу предположить, что кое-кто в Нанте остро нуждается в деньгах, причем весьма немалых.

Депутаты переглянулись.

— Не понимаю, — сказал мсье Лефевр де Шайи, кажется, прокурор Нанта. — Почему бы семье Тарту сначала не поговорить с нами?

Адриан простецки хмыкнул и проговорил:

— Господа, Париж — это большие деньги. Надеюсь, вы не думаете, что эти акции уйдут здесь дешевле, чем за тридцать-сорок номиналов?

Депутаты так не думали. Бесконечные выпуски ассигнатов сильно уронили французский ливр. Работорговля — кровь абсолютно всей колониальной системы, очень даже серьезная коммерция.

Более того, конфликт восточных департаментов, тесно связанных с английской торговлей, и Парижа назревал давно. То обстоятельство, что акции поступили на рынок вот так внезапно, да еще почти сразу после объявления войны Британии, могло означать что угодно. Перспективы сложить голову на гильотине либо стать через пару лет его величеством королем Нижнелуарским были равновероятны.

Депутаты отошли в сторонку и начали яростно спорить. Затем они вернулись и принялись давить на Адриана с целью узнать побольше, но он лишь разводил руками.

— Я знаю куда как меньше, чем вы, уважаемые. Да и дело-то простое. Вы покупаете эти акции или нет. Если вас гнетут сомнения, то обратитесь напрямую к семье Тарту. Это всего-то в пяти днях пути. Но я не могу затягивать продажу.

Утром все акции по цене в тридцать четыре раза выше номинала купил невзрачный человечек с нантским произношением. Парижский спекулянт средней руки Адриан Матье вошел в первую сотню самых богатых людей страны.

Когда вернулся Охотник, Аббат уже знал главное. Ценные бумаги, отданные на сохранение Амбруазу Беро, одному из самых толковых кассиров организации, целы. Они находятся в руках этой наивной дурочки Анжелики.

Ясным было и то, что Адриан Матье свою невесту в Нанте не нашел. В минувшие сутки он действовал на свой страх и риск, без ясного представления о том, во что ввязался.

А потом прибыл Охотник, и Аббат внимательно выслушал каждое его слово.

Проведенное расследование показало, что Анжелика Беро осталась во Франции. Это несмотря на то, что она оплатила каюту до Мартиники. Охотник пришел к выводу, что Адриан Матье и его невеста так и не встретились. Он не был уверен в том, что их свидание когда-нибудь состоится. Девушка так хотела избавиться от вынужденной свадьбы с Адрианом, что проявила нешуточное упорство.

Но главное состояло в другом. Охотник наконец-то вычислил, как именно Амбруаз Матье спрятал ценные бумаги.

— Они сброшюрованы под обложкой Библии, — уверенно заявил он. — Именно ее мог вручить отец Жан дочери Амбруаза, когда озвучивал его последнюю волю.

— А почему ты сразу этого не предположил? — поинтересовался Аббат.

— О Библии не говорилось в последней воле. — Охотник покачал головой. — Амбруаз приказал дочери чтить Писание — и все. Этого томика вообще никто не запомнил.

Аббат сокрушенно вздохнул. Такие простые вещи вычислить труднее всего. Библия просто не вошла в опись, а потому работники инквизиции, привыкшие верить бумаге, а не памяти, так о нем и не вспомнили.

— И в Нанте этот томик был с ней?

— Да, — кивнул Охотник. — Она с ним не расставалась ни в конторе мсье Тарту, ни в банке, ни в порту.

Аббат поинтересовался версиями о возможном передвижении Анжелики, но все они были весьма шаткими. Девушка могла приехать в Париж, чтобы как-то поквитаться за унижение, перенесенное в салоне мадам Ролан. Нельзя исключать, что она отправилась в Рим или Мадрид, чтобы начать борьбу за посмертную реабилитацию отца. Но Анжелика могла ограничиться и простой письменной жалобой. Она была слишком уж молода, чтобы уверенно говорить о том, чего ей действительно хочется. Похоже, девчонка и сама этого еще не знала.

— Хорошо, иди работай, — сказал Аббат Охотнику. — Тебя известят, как только о ней что-то появится.

Ребенку попала в руки сабля, наточенная как бритва, совершенно не детский и абсолютно беспощадный предмет. Хорошо, если мадемуазель Беро хватит осторожности не вытаскивать его из ножен еще раз.

Ну а поимка девушки была вопросом времени. Она просто не сумеет не сорить этими деньгами. Золото в нынешней нищей Франции будет все время оставлять след, ясный и хорошо читаемый.

Анжелику спасла новая карета, предоставленная банком. Охотник отнесся к делу серьезней Адриана Матье, а потому знал все приметы экипажа, на котором она выехала в Нант. Но ее карета была уже иной, и они миновали друг друга на расстоянии вытянутой руки.

Повезло ей и в Париже. Офицер, продолжающий розыскные действия, прекрасно знал, что она сейчас в Нанте, а ее самый очевидный контакт — Луиза. Поэтому он отправил самых лучших агентов на рынок, а пост у дома Лавуазье доверил новичку, просто чтобы тот мог поучиться без риска упустить нечто важное. Тот, разумеется, все прозевал. Он не оценил ни того факта, что оси у кареты необычные, усиленные, ни даже того, что она залеплена февральской грязью по самую крышу.

Так что у Анжелики было достаточно времени. Она успела разбудить весь дом, поговорить с мадам Лавуазье и убедиться в том, что денежной помощи от нее не примут.

— Антуана уже ничего не спасет. — Мария-Анна махнула рукой. — А я… куда я одна?

Они всплакнули и обнялись. Через два часа Анжелика выехала за пределы Парижа. Она и понятия не имела о том, что именно в этот момент сведения о посещении ею дома Лавуазье дошли до офицера. Полсотни лучших агентов столицы теперь только и делали, что выясняли, по каким улицам проехала карета с усиленными осями, залепленная грязью по самую крышу.

Анжелика и сама не знала, куда едет. Ее не ждали нигде. Проехав немного на восток просто потому, что оттуда светило приятное утреннее солнце, уже к обеду она приказала кучеру двигаться на юг, а к вечеру ощутила всю тяжесть обретенной свободы. Теперь она действительно могла позволить себе абсолютно все. Но Анжелика почему-то вспоминала, как шепталась с подружками, мечтала, сохла по парням, которых даже толком не знала, и устраивала отцу скандал из-за того, что парижское платье, только что приплывшее, оказалось почти таким же, как у соседки.

Она высунулась из окна. Отсюда было видно только левое плечо кучера, скула, ухо и густой разбойничий ус, лихо торчащий в сторону.