Геликаон кивнул.

— Да, так и было. — Он тяжело вздохнул. — Эта дубинка будет твоей, если ты хочешь, Гершом. Держись поближе ко мне. Затем он позвал на корму Ониакуса.

— Ты знаешь, что нас ждет за пределами бухты? — спросил Геликаон.

— Полагаю, трезубец Посейдона, — ответил Ониакус.

— Я тоже так думаю, — согласился Геликаон. — Коланос будет на главном корабле, поэтому он будет первым зубцом и дальше ото всех нас. Я хочу, чтобы гребцы налегли на весла, как только мы увидим его. Мы приблизимся к нему на максимальной скорости.

Ониакус выглядел обеспокоенным.

— Они расположат другие корабли по обе стороны от нас, — предположил он. — И если они поплывут достаточно быстро, то смогут пробить в нашем корпусе брешь.

Геликаон проигнорировал это замечание

— Ты думаешь, «раненый лебедь» сможет противостоять сразу трем галерам?

— Нет. Нам нужно победить, по крайней мере, один корабль с помощью горящих снарядов. Сконцентрируйтесь на главном корабле. Он должен отплыть назад, иначе нас протаранят с двух сторон. Я думаю, «Ксантос» выдержит, но на каждом из этих кораблей больше пятидесяти бойцов. Если они приблизятся к нам, то будут превосходить нас вдвое.

— Я буду на носу следить за оружием. Я не промахнусь, Счастливчик.

Ониакус был самым опытным из людей, которые тайно тренировались на Кипре с новым оружием. Туда отбирали самых надежных и спокойных людей. Геликаон знал, что было очень важно не доверять нефтар беспечным морякам.

Едкая, отвратительно пахнущая жидкость легко воспламенялась, и при возгорании погасить ее было практически невозможно. А при взаимодействии с водой она разгоралась особенно интенсивно. На «Ксантосе» было восемь запечатанных воском глиняных сосудов с драгоценной жидкостью. Каждый сосуд был размером с голову человека и по стоимости равнялся пяти хорошим скакунам, восьми волам или двадцати необученным рабам. Несчастный случай мог превратить «Ксантос» в горящий корабль.

— Убедись, что люди точно понимают наши планы, — предупредил его Геликаон. — Мы не будем знать до последнего момента, с каким кораблем разыграем «лебедя». Я не хочу, чтобы наши весла разбились при повороте или упал сосуд с нефтаром.

— Да, господин, — ответил Ониакус.

Геликаон подошел туда, где у руля лежала утыканная гвоздями дубинка Зидантоса. Подняв дубинку, царевич протянул ее Гершому.

— Найди себе доспехи и шлем, — велел он, — а затем возвращайся.

Гершом ушел, и Геликаон повернулся к рулевому Эпею со спутанной бородой.

— Где твой щит? — спросил царевич.

— Я забыл его, господин.

— Принеси его, — приказал Счастливчик, положив руку на весло. — Ты будешь мишенью для каждого микенского лучника.

— Они до меня не доберутся, — ответил Эпей с широкой улыбкой. — Прорицатель предсказал мне прошлой ночью, что я проживу до восьмидесяти лет, у меня будет десять сыновей и тридцать внуков.

— Может, он прав, — сказал Геликаон, — но все же принеси свой щит.

Когда рулевой убежал вниз на главную палубу, Геликаон посмотрел на бухту и на море за ней. Небо было голубым и ясным, море спокойным, дул легкий ветерок. Микенских кораблей пока не было видно. Он предполагал, что один из вражеских кораблей расположился на юге за мысом, а два других укрылись за отдаленными островами — один на западе, другой на севере. Они нападут на «Ксантос», выстроившись в трезубец, зная, что независимо от маневренности корабля Счастливчика, он не сможет защититься от тройной атаки. Задачей для одной из галер, возможно, для двух — будет удар по кораблю Геликаона посередине, пробив его корпус. Как только микенцы пробьют брешь, и «Ксантос» зачерпнет воды, другие суда подплывут ближе, и воины поднимутся на борт. Коланос знал, что его корабли двигаются быстрее, чем более тяжелый «Ксантос», но ему ничего не было известно ни о горящих снарядах, ни о запасе нефтара.

Вернулся Эпей с пристегнутым к левой руке кривым, высоким щитом. Щит был обтянут белой и черной воловьей кожей, а по краям отделан бронзой — он сможет остановить много стрел. За ним пришел Гершом. Мужчина был мускулистым, но не таким большим, как Зидантос, поэтому выглядел так, словно ему было немного неудобно с этой тяжелой дубинкой. Мысли о Зидантосе тяготили Геликаона, когда корабль пересекал бухту. Аргуриос был прав. Если бы он не изуродовал труп Электриона, Зидантос, вероятно, был бы сейчас жив. Геликаона мучило чувство вины. За всю свою жизнь у него было всего три настоящих друга — Одиссей, Гектор и Зидантос. Теперь один из них ушел навсегда. Голос Гершома отвлек его от мрачных мыслей.

— Что такое «раненный лебедь»? — спросил Гершом.

— Так называют маневр, чтобы развернуть корабль. Представь себе лебедя с перебитым крылом, который пытается взлететь с озера. Он кружится и кружится. Имея хорошо обученную команду, этот корабль может сделать то же самое. Если это получится, следуй за мной, потому что я собираюсь подняться на борт одного из их судов. Бой обещает быть жестоким.

— Я буду рядом с тобой, Счастливчик.

Геликаон обернулся и бросил взгляд на берег. Он разглядел маленькую фигуру Одиссея, стоящую у края воды, и прекрасную Андромаху рядом с ним. У него перед глазами возникло лицо девушки. Одиссей часто рассказывал истории о мужчинах, которые влюблялись с первого взгляда, как это у него произошло с Пенелопой. Геликаон не верил в такие чудеса. Любовь, вне всяких сомнений, должна вырасти из понимания, дружбы, взаимного доверия и рождения детей. Теперь он не был уверен в этом.

Прошлой ночью один только взгляд на эту девушку поразил его сердце, словно удар молнии. Сегодня даже страдая из-за потери друга, он смотрел на нее и чувствовал страстное желание, которого не испытывал никогда раньше. Внезапно в голову юноши пришла мысль, которая его смутила. Он посмотрел на Гершома.

— Ты был рядом и слышал мой разговор с Толстым царем? — обратился Геликаон к египтянину.

— Да.

— Ты помнишь, как я назвал женщину, стоящую рядом с ним?

— Ты назвал ее богиней.

Геликаон выругался.

— У нее суровое лицо, — заметил Гершом.

— Не суровое. Сильное. Она — страстная женщина, которая знает, что такое сострадание. Умная, храбрая и верная.

— Так ты ее знаешь? Я думал, вы не знакомы.

— Моя душа ее знает.

«Ксантос» медленно проплыл мимо острова у входа в бухту. Впереди, примерно в полумили к западу Геликаон увидел главный микенский корабль Коланоса. Нарисованный на носу галеры красный глаз злобно смотрел на судно дарданцев.

— Ты видишь его, Ониакус? — крикнул Геликаон.

— Да, господин, — закричал в ответ Ониакус. Геликаон осмотрел корабль. У каждой из пяти конструкций, метающих огненные снаряды, стояло по четыре человека. Лучники присели рядом. Возле борта находились маленькие медные жаровни с пылающими углями, лучники обматывали свои стрелы тряпками, вымоченными в масле.