— Коцать такую телку — это преступление! — поддакнул Башир.

— Слушай, Папай, не убивай ее сразу! Сначала позабавься немного! — посоветовал Сквош.

Папай зачарованно уставился на мою грудь и улыбнулся. Кажется, обезболивающее уже начало действовать.

— Хватит! — заорал Давид. — Никаких развлечений! Просто выведи ее отсюда и убей. Она слишком опасна.

— И побыстрее! Мы теряем время! — поддакнул Голиаф.

Я окинула взглядом гостиную. Маша с ужасом уставилась на меня. Вася смотрел в пол. Альберт приподнялся на диване и отдал честь, как будто был военным. Катерина глядела на меня, не отводя взгляда. Я кивнула ей и вышла.

Идти по снегу босиком было больно. В жизни я повидала всякое, но такого со мной еще не случалось. Просто кино про Великую Отечественную… Недаром я этим утром сказала близнецам, что мы играем в партизан… Вот и играем.

Папай вывел меня во двор и деловито огляделся. Кажется, этот недоумок собирался пристрелить меня прямо здесь, у крыльца. Я направилась за дом, и наемник поневоле последовал за мной. Солнце сияло в небе, мороз ледяными иглами колол мою кожу. Я зашагала быстрее, Папай тоже ускорил шаг. Льдинки до крови резали ступни, и вскоре я уже оставляла на снегу розовые следы. Быстро и решительно, словно двигаясь к ясной цели, я привела моего конвоира к замерзшему озеру. И только когда передо мной блеснула ледяная гладь, я наконец поняла, почему ноги сами привели меня сюда.

Наш инструктор по рукопашному бою утверждал, что у человека два мозга. Один, как положено, в голове и отвечает за всякую разумную деятельность. Второй… э, скажем так, пониже спины и включается в минуту опасности, когда рассуждать некогда и «верхний» мозг бесполезен.

Вот этим вторым, «нижним», мозгом я и приняла решение привести Папая сюда.

— Стой! Куда ты так несешься? — прикрикнул на меня конвоир, но я не остановилась, пока не дошла до того места, куда и направлялась.

— Все, стою! — сказала я по-французски и подняла руки, демонстрируя свою полнейшую беспомощность.

— Сука, конец тебе! — как-то не очень уверенно произнес Папай. Я сделала шаг к нему, и наемник отступил на шаг назад, вскинув автомат: — Но-но! Стой где стоишь!

Что отличает профи от дилетанта? Нет, вовсе не разнообразные навыки причинения вреда своему ближнему. Профессионала отличает прежде всего отсутствие иллюзий. А также внимание к мелочам. Папай был профи. Я стояла перед ним — абсолютно голая безоружная женщина, и все же наемник соблюдал осторожность.

Я несколько раз глубоко вдохнула, насыщая кровь кислородом. Наемник с интересом наблюдал за моими упражнениями.

— Сейчас ты сдохнешь, — сообщил мне Папай.

Ну все, хватит тянуть.

— Ты тоже, — сказала я по-русски и подпрыгнула.

Мы стояли на льду примерно в том месте, где совсем недавно ушел под воду «Туарег». И пусть за прошедшие два дня полынью затянуло ледяной коркой, она была не такой прочной, как остальной лед. На это я и рассчитывала.

Лед подо мной мгновенно проломился, и очередь Папая прошла над моей головой. В следующую секунду по льду побежали трещины, и наемник, нелепо взмахнув руками, с головой ушел под воду.

Конечно, он умел плавать. Оказавшись в ледяной воде, мужик испытал нешуточный шок, но не более того. И пусть ботинки, куртка и автомат тянули его на дно, без моей помощи Папай выплыл бы уже через минуту.

Но я не оставила его без помощи. Я подплыла к нему сзади и дернула вниз. Папай попытался лягнуть меня ногой, но под водой движения замедленны, и резкого удара не получится, как ни старайся.

Грудная клетка у него была широкой и вместительной, запас воздуха в легких — основательным, поэтому я обхватила его сзади и резко сжала грудную клетку. Папай забился, пытаясь освободиться, изо рта его поднималась цепочка пузырей — таких громадных, что казалось, будто вода кипит. Все, теперь его легкие пусты. Нужно заставить его глотнуть воды, и побыстрее, а то мне самой уже не по себе.

Подавляя желание вынырнуть на поверхность, я заставила себя погрузиться до самого илистого дна и, стоя на дне, поймала Папая за дергающиеся ноги, как следует потянула вниз… Готово, мой противник невольно втянул воду в легкие. Теперь мне остается только удерживать его под водой так долго, как смогу.

Высоко над нами виднелся просвет — полынья во льду. Я изо всех сил сдерживала порыв оттолкнуться от дна и всплыть. Там воздух, свет, свобода…

Вместо этого я сжала зубы и по колено погрузилась в вязкий ил, таща Папая за собой. Наемник бился, как гигантская пойманная рыба. Перед глазами у меня плавали огненные круги, в висках стучало, ледяная вода резала, как кинжал, легкие судорожно сжимались. Но я все же дождалась, когда мой противник перестал вырываться. Его гигантские руки бессильно опустились, голова свесилась набок. Я разжала объятия, и течение понесло Папая в сторону. Он плыл, не шевеля руками, в стоячем положении, точно обвешанная оружием статуя.

У него был автомат. Но я поняла, что не выдержу больше, кое-как вытянула ноги из вязкого ила и всплыла на поверхность. Я жадно глотнула обжигающий морозный воздух, ухватилась руками за ледяную кромку и повисела так, дожидаясь, пока пелена перед глазами развеется и перестанет судорожно колотиться сердце.

Потом я подтянулась и легла животом на лед. Дважды подо мной обламывалась тонкая кромка, и только на третий раз мне удалось выбраться. Ледяная черная вода показалась мне теплой ванной по сравнению с обжигающим морозным воздухом. Нужно немедленно перебраться в тепло, иначе мне конец. Я бросила прощальный взгляд на полынью. Где-то там автомат Папая, который мне так нужен… Но у меня нет ни малейшего желания нырять за ним.

Я повернулась и побежала к дому — сначала медленно, потому что суставы едва гнулись, а потом все быстрее, набирая темп.

В дом я не пойду — голую и безоружную, меня схватит первый встречный наемник. Да и незачем им знать раньше времени, что я жива. Впрочем, они сами скоро догадаются, что дело нечисто — ведь Папай не вернется… Возможно, они решат, что детина послушал совета Малыша и решил немного поразвлечься со мной, перед тем как пристрелить.

Ноги сами принесли меня к сараю. Там бункер, а в нем тепло, пища и одежда.

Но не могу же я явиться к детишкам голышом?! Мне пришлось поломать голову над этой неожиданной проблемой. Решила я ее просто — в углу были свалены какие-то мешки. Очевидно, Альберт хранил в них удобрения. Я, как могла, вытряхнула остатки смеси из мешка. Так, чем бы проделать дырку в крепкой мешковине? Вон в углу подходящая острая мотыга. Что там у нас еще? Лопата и грабли. Что ж, отлично, в хозяйстве все пригодится!

Я надела мешок через голову и подпоясалась веревкой. Вид у меня был дикий, но хотя бы я могла показаться на глаза детям.

Я подползла к люку и постучала условленным стуком. Крышка немедленно отодвинулась, и в проеме появилась озабоченная мордочка Антона.