Если новый человечек непрерывно глазел вокруг, то Лок был весь поглощен приближением новых людей, так, наблюдая приливную волну, порой можно позабыть, что надо отойти подальше, покуда вода не захлестнет ноги. Лишь когда новые люди оказались так близко, что стало видно, как каток подминает траву, Лок вспомнил, что люди эти опасны, и проворно удрал в лес. Остановился он, когда они исчезли из виду, но голоса их все еще были слышны. Женщины надрывно орали, с тяжкими усилиями толкая бревно все вперед и вперед, а в голосе старика уже слышалась хрипота. Лок ощущал в себе столько различных чувств, что был совершенно сбит с толку. Он боялся новых людей, но и жалел их, как пожалел бы больную женщину. Он блуждал под деревьями и подбирал еду, какую удавалось найти, а если не находил совсем никакой, оставался к этому безразличен. Он опять уже ничего не видел внутри головы и превратился лишь в бездонный омут чувств, которые невозможно было понять или отринуть. Сперва он подумал, что причиной всему голод, и заталкивал в рот все, что только попадалось. Но вдруг он обнаружил, что забивает себе рот молодыми скользкими веточками с кислой и несытной сердцевиной. Он совал их в рот и проглатывал, а потом упал на четвереньки и выблевал веточки все до единой.

Голоса мало-помалу отдалялись, и теперь Лок слышал уже только старика, когда тот распоряжался или бушевал. Здесь, где лес переходил в болотину и над кустами, редкими ивами и водой открывалось небо, не было никаких других признаков новых людей. Лесные голуби ворковали, поглощенные любовной игрой; вокруг ничто не изменилось, на прежнем месте была даже толстая ветка, на которой так недавно качалась и хохотала девочка, сплошь покрытая рыжей шерстью. Все вокруг нежилось и процветало в теплом безветрии. Лок встал на ноги и побрел вдоль края трясины к болотине, где прервался след Фа. Быть Малом оказалось сладостно и тяжко. Новая голова знала, что многое ушло без возврата, как уходит морская волна. Она знала, что страдание приемлемо и переносимо, если быть терпеливым, как терпелив мужчина к язвящим уколам терниев, и еще она искала возможности постичь новых людей, которые совершили все эти перемены.

Лок обнаружил «Сходство». Сам того не ведая, он замечал вокруг некое сходство всю свою жизнь. Грибы на стволе дерева были совсем как уши, и само слово было то же самое, однако различалось в зависимости от обстоятельств, когда его никак нельзя было приложить к слуховым отверстиям по бокам головы. Теперь, мгновенно постигая столь многое, Лок обнаружил, что пользуется сходством в качестве орудия так же уверенно, как раньше разрубал камнем сучья или мясо. Сходство будто даже могло зажать в кулак белолицых охотников, могло перенести их в тот мир, где они были уже чем-то мыслимым, а не произвольным, инородным и непонятным.

Лок увидал внутри головы, как эти охотники выходят с гнутыми палками, всемогущие и грозные.

«Эти люди как голодный волк в дупле дерева». Лок вспомнил, как сытая женщина защищала нового человечка от старика, вспомнил ее смех, вспомнил и мужчин, которые все дружно подымали тяжесть и притом еще улыбались друг другу. «Эти люди как мед, что сочится из щели в скале».

Он вспомнил играющую Танакиль, ее ловкие пальцы, ее смех и ее удары палкой.

«Эти люди как мед в округлых камнях, новый мед, который пахнет смертью и жгучим огнем костра».

Стоило этим людям только шевельнуть руками, и они заполнили всю пустоту, какая образовалась после исчезновения прежних людей.

«Они как река и водопад, они люди, которые вышли из водопада: против них не устоит никто и ничто».

Лок вспомнил, как бесконечно велико было их терпение, вспомнил Туами, который сделал оленя из цветной земли.

«Они как Оа».

В голове у Лока возникла путаница и наступила темнота; а лотом он опять стал прежним Локом и бесцельно бродил близ болотин, и к нему вернулся голод, утолить который не могла никакая еда. Он слышал, как новые люди пробежали по тропе на прогалину, где лежало второе бревно, теперь они не разговаривали, но выдали себя стуком и шорохом шагов. Видение, яркое, как проблеск зимнего солнца, вспыхнуло в голове у Лока, но ушло, прежде чем он успел как следует его разглядеть. Он остановился, вскинув голову и раздувая ноздри. Уши его уловили звуки хлопотливой жизни, отторгли шум новых людей, и тогда ясно стали слышны болотные куропатки, которые яростно рассекали воду гладкими грудками. Они приближались с разных сторон, потом увидали Лока, круто свернули и дружно устремились вправо. Вслед за ними прошмыгнула водяная крыса, задрав нос и рывками рассекая воду. Из вересковых зарослей, которые островками были разбросаны по болотинам, донеслись плеск, шелест и хлюпанье. Лок отбежал подальше, но сразу же вернулся. Он пробрался по трясине и начал осторожно раздвигать густое плетение веток, которые мешали видеть. Плеск смолк, и лишь поднятая недавно рябь лизала кустарник, затопляя следы Лока. Он принюхался, втягивая носом воздух, и полез напролом через кусты. Потом прошел по воде три шага и стал увязать в трясине. Опять раздался плеск, и Лок, смеясь и что-то приговаривая, как во хмелю, пошел туда. Лок-внешний ощетинился от холодного прикосновения к его бедрам и невидимой хватки трясины, в которой все глубже увязали ноги. Ощущение тяжести и голода росло, превратилось в густое облако и окутало его целиком, облако, которое пламенело под солнцем. А потом тяжесть исчезла, появилась легкость, и он начал смеяться и приговаривать, как медовые люди, смеялся и смаргивал с глаз воду. И вспыхнуло яркое видение.

— Я здесь! Я иду!

— Лок! Лок!

Руки Фа были воздеты, кулаки стиснуты, зубы сжаты, она пригнулась и с отчаянными усилиями брела через воду. Вода все еще доходила им до бедер, когда они прильнули друг к другу и неуклюже поплелись к берегу. Еще до того, как они вывязили ноги из чавкающей трясины, Лок уже смеялся и говорил:

— Плохо быть одному. Очень плохо быть одному.

Фа, опираясь на него, едва тащилась.

— Мне больно. Это сделал тот мужчина своей палкой с камнем на конце.

Лок осторожно коснулся ее ляжки. Рана уже не кровоточила, и только черная корка лежала поверху, как пересохший язык.

— Плохо быть одному…

— Когда тот мужчина ударил меня, я убежала в воду.

— Вода страшная.

— Лучше вода, чем новые люди.

Фа убрала руку с его плеча, и они присели под большим буком. Новые люди возвращались с прогалины и тащили второе долбленое бревно. На ходу они пыхтели и всхлипывали. Двое охотников, которые ушли вперед, теперь встречали остальных криками с каменистого склона горы.

Фа вытянула раненую ногу.

— Я ела яйца, и тростник, и лягушачью слизь. Лок заметил, что руки его невольно тянутся к ней и касаются ее тела. Она взглянула на него с мрачной усмешкой. Он вспомнил ту мгновенную связь, благодаря которой отрывочные видения становились ясными как день.

— Теперь Мал — это я. Тяжко быть Малом.

— Тяжко быть женщиной.

— Новые люди как волк и как мед, как прокисший мед и как река.