Он ответил виновато:

– Да кто из нас мог знать? Говорят, Террос – Темный Бог. Правил здесь тысячу лет назад. По старым легендам, его повергли другие боги, заточили в камне, а тот опустили в преисподнюю. И был мир хорош и светел…

– А где те боги? – спросил я и огляделся.

Он ответил послушно:

– По тем же легендам, они то ли ушли, то ли погибли в Великих Войнах… Хотя боги погибнуть не могут, так что, скорее всего, ушли…

Я сказал саркастически:

– А Темный Бог, значит, остался? Хороши победители…

Он развел руками.

– Не все могут предусмотреть и боги. Даже над ними есть рок, судьба, фатум.

– Язычники, – проворчал я. – Дикари-с!.. А вот над нами никакого рока. Ладно, разогнал он, а что с храмом?

– Храм стоит, – ответил он быстро, – но там есть еще дверь в подвал. Заколдованная! Мы пробовали открыть, но не сумели. Местные говорят, что по ночам оттуда вылетает огромная стая летучих мышей.

Я проворчал:

– Как же они двери открывают?.. Ладно, показывай дорогу.

Граф Ришар сказал с беспокойством:

– А надо ли вам туда лично? Зигфрид, Теодорих, Ульман – сопровождайте своего лорда! И копейщиков с собой возьмите. И лучников. Нет, если в подвал, лучников не брать, но арбалетчики не помешают… Впрочем, солнце уже на закате. Не лучше ли отложить на утро?

Предвечернее солнце полыхает страшно и зловеще, предрекая беду и заставляя тревожно сжиматься сердца. Уже над самым краем земли, а больно смотреть, словно все еще в зените. Когда опустилось, огромное и косматое, облака в небе вспыхнули с новой силой, будто в них перелилась яростная мощь светила.

Небо оставалось алым, а облака в нем застыли тяжелые, пропитанные кровью небес. Землю покрыла подобно пеплу Помпеи размытая серость, очертания стали нечеткими, и только в небе ярче и зримее начала проступать бледная, словно сотканная из тумана луна.

Откуда, прознав, что еду проверить капище Темного Бога, явились также Асмер и Бернард, немного непривычные в изящных доспехах южного кроя.

– Не слишком отрываю, – с беспокойством осведомился я, – от пирушки? Там сейчас самое интересное…

Асмер оглянулся на костры, хитро улыбнулся.

– Да, я слышал, что сэра Растера просили поучить, как обращаться с гарпиями. Бернард хотел было остаться…

– Это ты хотел! – взревел Бернард оскорбленно. – Сэр Ричард, ну что он меня всегда обижает!

– Ты еще не привык к его шуточкам? – удивился я. – Ладно, поехали. Зигфрида, Ульмана, Теодориха знаете?..

Когда мы выезжали через ворота, послышался крик, нас догнал на муле отец Дитрих в сопровождении двух священников.

– Сын мой, – сказал он ясным голосом, – ты идешь в опасное место. Мы тебе поможем.

Бернард прорычал с неудовольствием:

– Святой отец, с нами мечи. И топоры.

– В том месте молитвы будут сильнее, – ответил отец Дитрих кротко, но с такой силой, что никто больше не проронил ни слова.

За пределами городской стены тянутся постройки, что не вместились в черту города, бесконечная огромная деревня, чем вообще-то и являются все средневековые города. Здесь разве что дома помельче, да садов побольше, а еще множество огородов, где пешеходные тропки именно протоптаны, а не проложены «как положено».

В небе луна постепенно становится зримее, вещественнее, на землю еще не пал ее серебристый свет, холодный, но желанный, но красноватый отсвет пылающего заката постепенно теряет яркость.

Пока копыта стучали, нарушая тишину этой мирной и сладкой глуши, мы то и дело видели высовывающиеся из земли края мраморных плит, а в одном месте даже попили воды из роскошного, хоть и небольшого фонтана, вокруг раскидистые платаны, блики лунного света на земле. Отец Дитрих омыл в нем ноги и благословил, как божье деяние…

По дороге к храму проехали мимо полуразрушенной церкви. Не злой волей разрушена, а старостью: на крыше растет трава и даже кустарник. Я слышал, как воркуют голуби, а старик, набиравший воду в кувшин, объяснил, что голуби здесь днем, а ночью из церкви вылетают стаи летучих мышей. Говорят, что это голуби превращаются в них, но пока никто этого не видел, а проверить никто не спешит. Превращаются, ну и превращаются, не наше дело.

Отец Дитрих прошептал с тоской:

– Церковь в запустении, а проклятый храм жив…

– Мы пришли, – утешил я. – Теперь помрет!

Впереди блестят, как выкованные из старого благородного серебра, часть стены, две колонны и массивный портик. Последние отблески заката и луна вместе освещают развалины любовно и тщательно, я различаю каждую трещинку на камне. Землю под ногами сменили широкие плиты, подогнаны так, что трава не протиснется, и тянутся дальше, чем достигает взор. Кое-где вздымаются остатки стен, везде груды каменных блоков.

– Этот храм тоже мертв, – сказал я.

– Не совсем, – возразил разведчик сэра Норберта. – Мы застали здесь десятка два очень уж активных… э-э… поклонников.

– Где они сейчас? – спросил я.

Он быстро взглянул на мое лицо, покосился на отца Дитриха.

– Увы, сэр Ричард… Они пытались бежать, а когда мы их останавливали, оказали такое яростное сопротивление, что… словом, живых не осталось.

Отец Дитрих машинально перекрестился, я кивнул, продолжая сохранять суровое и даже скорбное выражение, хотя еще раз подтвердил свой приказ убивать на месте явных противников, пока еще как бы война, потом будет труднее.

Когда шли к храму, ночной воздух был неподвижен, но здесь чувствуется постоянное движение теплых потоков. Двигаются странно: иногда навстречу один другому, иногда под углом, а то и вовсе начинают кружить, как собаки, что гоняются за собственным хвостом.

Руины выглядят облитыми кровью заката, все призрачно и нереально, но когда я зашиб ногу об острый угол, а один из священников провалился по уши в яму, мы убедились, что все реально, только Асмер спросил с недоумением:

– Если кому-то служат, почему не приведут в порядок?

– Порядок, – ответил гонец тихонько, – придет вместе с пробуждением Темного Бога.

– Разве порядок в мире не дело рук Господа?

– Порядок, – ответил гонец, – как его понимают… они.

– А-а-а, – протянул Асмер, – тогда ладно, пусть лучше беспорядок.

Гонец время от времени исчезал впереди, так спешил привести нас к месту. Наконец красный свет выхватил его у высокой арки над широким темным ходом вниз, по ступенькам можно спускаться по четверо-пятеро в ряд.

– Вот оно, – сказал он шепотом, – оттуда они выходили.

Снизу тянуло странными запахами прелой земли, звериной шерсти и, волосы зашевелились у меня на затылке, свежей кровью.