но ребенка не вижу. Его со мной нет.

Кое-как дохожу до двери и выглядываю за ее пределы. Почти сразу же мне везет, и я наталкиваюсь на проходящую медсестру.

— Простите, — мой голос неузнаваем. Он слишком сильно похож на замогильный, охрипший, едва слышный. — Мой ребенок. Мальчик. Почему он не со мной?

— Извините, я не знаю, — говорит она. — Я только заступила на смену. Давайте я узнаю и приду к вам с информацией. Вы из этой палаты?

— Да.

— Зайдите внутрь, я вернусь к вам, как только узнаю, где ваш ребенок.

— Я пойду с вами, — цепляюсь за ее руку. — Я в норме, правда. Не хочу возвращаться в палату и ждать.

— Хорошо.

Медсестра берет меня под руку и помогает следовать за ней. Я чувствую себя не очень, но упорно иду дальше в надежде узнать, где мой сын. Все ли с ним в порядке. Удивительно, как один-единственный человек может полностью перевернуть твою жизнь. Еще полгода назад я боялась, что умру в родах, а сейчас предпочла бы обменять свою жизнь на его благополучие. На то, чтобы он родился в срок, а не преждевременно.

— Марин, девушка хочет знать, что с ее малышом.

— Палата?

— Триста один.

— В кувезе, — говорит эта Марина равнодушно.

Для меня же ее слова звучат подобно приговору. Я вовсю таращу глаза и ничего не понимаю, пока девушка, что привела меня сюда, не берет меня под руку и не поясняет:

— Ваш ребенок сейчас в специальном боксе.

— Он… с ним все в порядке?

— Сейчас увидим, — она улыбается и кивает куда-то вперед.

Там — большое окно, за которым стоит множество боксов. Детей здесь немного, но они есть, и вот так сразу я не могу понять, где мой сын.

— Скажите фамилию, я спрошу, где ваш малыш.

— Тагаева.

— Хорошо.

Девушка скрывается за дверью, а затем выходит через несколько минут и говорит, что я тоже могу войти. Мы оказываемся внутри этой большой палаты с боксами. Девушка целенаправленно ведет меня к тому, что стоит в самом конце, и, улыбнувшись, кивает на малыша внутри.

— Этот — ваш.

Под многочисленными трубками я с трудом могу рассмотреть своего сына. Маленького, я бы даже сказала, крошечного. Я осматриваю его всего, и на глаза наворачиваются слезы. Я не смогла. Не смогла выносить его столько, сколько положено. Не знаю, сколько времени не хватило, но роды должны были пройти позже. Мама с отцом улетели на отдых и к родам должны были вернуться, но так вышло, что я родила раньше. Они, наверное, еще не в курсе, хотя отец столько денег в эту клинику вложил, что уверена, они нашли способ сообщить ему о рождении внука.

— А вот и доктор, — улыбается девушка. — Я пойду. Если не помните, как мы сюда дошли, попросите показать вам, куда идти. Мне, к сожалению, пора.

— Хорошо.

На смену девушке, что привела меня сюда, приходит высокая женщина в возрасте. Она смотрит на меня, нахмурившись.

— Я совсем ничего в этом не смыслю, — киваю на большую пластиковую коробку, в которой лежит мой малыш. — Это опасно?

— Это спасло ему жизнь, — спокойно отвечает она. — Ваш сын пробудет здесь несколько дней, прежде чем вы сможете забрать его отсюда.

— Он… в порядке?

— Насколько может быть в порядке недоношенный ребенок — да. У вас — небольшой срок. Всего на несколько недель раньше положенного родили. Человечек с весом два четыреста пятьдесят и ростом сорок сантиметров. Великан для такого отделения, так что не переживайте, все будет в порядке. Он у вас боец.

Я лишь киваю и продолжаю смотреть на сына. Я не могу взять его на руки, не могу к нему прикоснуться и даже покормить материнским молоком.

— Скажете имя? — говорит женщина. — Его привезли только с фамилией и данными. Сказали, что вы потеряли сознание сразу, как родили.

— Матвей, — выдаю имя, которое мне всегда нравилось.

— Очень красиво. Мы напишем на бирке, потом сможете забрать ее в качестве воспоминания.

Я киваю и снова сосредотачиваю внимание на боксе.

— Ему там не холодно? — задаю вопрос, который тревожил меня все это время. Матвей лежит в одном памперсе, чем очень сильно меня смущает. Что, если ему холодно, но сказать об этом он еще не может?

— В кувезе поддерживается оптимальная температура для новорожденных, поэтому не переживайте. Возвращайтесь в палату и не нервничайте, пожалуйста. Чем быстрее вы поправитесь, тем легче вам будет с вашим богатырем.

Я нехотя выхожу из палаты и направляюсь в ту сторону, откуда пришла. Уже в палате нахожу свой телефон и некоторое время раздумываю над тем, стоит ли звонить Тарасу. Отец строго-настрого запретил сообщать ему о беременности. Я слишком сильно боюсь отца, но еще больше меня обуревает страх за Матвея. Тарас — единственный человек после меня, который сможет разделить мою печаль. Он — тот, кто поймет и поддержит. Я не знаю, какой будет его реакция на сына, не знаю, появился ли у него кто-то за те полгода, что я сражалась за право самой решить, рожать мне или нет, но я набираю его номер без раздумий. Он должен знать и попытаться нас забрать. Отвоевать любой ценой.

Глава 41

Тар

Перед дверью палаты торможу. Останавливаюсь, глядя на цифры и не решаюсь зайти внутрь. Приходится дернуть за ручку, когда ко мне подходит медсестра и спрашивает, не нужна ли помощь.

— Нет, спасибо, — говорю и решительно вхожу в палату.

Первое, что бросается в глаза — Лиза лежит на кровати. Спит, свернувшись клубочком, потому что когда дверь открывается, она никак не реагирует. Я делаю несколько шагов в направлении кровати и останавливаюсь. Долго ее не видел и кажется, что отвык, но на самом деле страшно. Лиза сильно похудела. Когда жила у меня итак была худой, а здесь кожа и кости. По плечам это вижу.

Решаю Лизу не будить и сажусь на стул рядом с кушеткой. С шумом втягиваю воздух и выдыхаю. Ребенка в палате нет. Я не сильно понимаю в этом, не уверен, что он в принципе тут быть должен. Возможно, у них отдельная палата и присматривают за ними нянечки. Клиника эта явно дорогая, частная, здесь может быть все иначе.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем Лиза открывает глаза и смотрит на меня. Несколько мгновений она никак не реагирует. Даже не моргает, просто смотрит, а потом закрывает глаза и открывает их снова. Смотрит. Не верит, что приехал? Так она же сама просила. Я бы не