животное

по милым сердцу «Жигулям»!

Уж был забыт соседский бобик

и с прошлой выставки медаль,

лишь — ощущение тревоги:

хозяин-Боцман банк метал…

* * *

Ругаясь вычурно и длинно,

представил он себе на миг,

кем назовёт его Галина,

что скажут Зюзя, Воловик?

И так, уставившись в

пространство

безумным взглядом, как сова,

он отрешённо и бесстрастно

колоду эту тасовал.

От напряженья сердце сжалось,

струились капли по лицу…

Развязка в общем

приближалась,

шпилёвка близилась к концу.

Рукой размазав пот холодный,

как тигр, выгнувшись в спине,

он резко повернул колоду

и вдруг — застыл, остолбенев…

В глазах, багровых от бессониц,

угас железный блеск рублей:

там, под девяткой, — туз бубей!

Но как бы ни было там горько,

кошмар стараясь позабыть,

он снял туза, валета с горки

.. прошептал: «Не может быть!

Не может быть!..» — он карты

бросил,

и вслед приёмник пробасил:

«Не может быть!»

«It is impossible» —

ворвался голос Би-би-си.

«Не может быть!» — звучало веско

хмельное эхо над Москвой…

«Не может быть!» — кричала

Веста,

уткнувшись в лапы головой.

«Не может быть!» — во сне

бредовом

ворчал угрюмый Воловик…

И только голос Молодого

сказал: «Бывает… Се ля ви!»

* * *

Как пишут языком газетным,

усталый, но довольный, он

спокойно встал, забрал

кассетник,

потом — ещё магнитофон,

потом — какие-то там вещи —

всё то, что выиграл… Потом

он подошёл к хозяйской вешалке

и снял то самое пальто…

А через две минуты, юзом,

у светофора пригуляв,

он по Варшавке мчался к Зюзе

на этих самых «Жигулях»…

* * *

Наверно, было бы уместно

прочесть мораль, читатель, вам…

Но что же сталось с бедной

Вестой? —

предвижу возглас милых дам.

Так пусть сомнения развеются:

собрав последние рубли,

хозяин Весты, он же — Вейцман,

купил ей снова «Жигули»!

Александр Вулых. 1985 г.

Первая публикация: Московская правда № 223 от 18.11.93, вкладыш «Ночное рандеву».

Арканов, Аркадий Михайлович

(7.06.1933–22.03.2015) писатель-сатирик, киноактёр и страстный игрок. В молодости — по собственному признанию — всё свободное время проводил за преферансом; с годами, впрочем, стал предпочитать бильярд и покер. Сам Арканов рассказывает об этом:

«Впервые играть в карты я начал в студенческом возрасте. Я окончил медицинский институт в 57-м году. Студенческие времена… Мы, конечно, были совершенно больными на преферансе, сутками могли играть. Я помню, поехали отдыхать небольшой компанией на юг, в Коктебель. И всё время просидели за картами… Играли на террасе, курили бесконечно… И уже пришёл за нами автобус, все должны уезжать, а мы ещё продолжали дописывать. Это страшное дело…

У меня всегда было какое-то странное отношение к любым играм, карточным, в частности. И поразительно, что игра обладает таким свойством проявлять человеческие характеры. Невероятно, как люди проявляются за карточным столом, невероятно! При всей моей любви к игре я с некоторыми людьми ни под каким видом не сяду за стол играть, потому что мне их отношение к игре неприятно, я не могу с ними сидеть рядом, я раздражаюсь, начинаю делать ошибки, не свойственные мне, причём только из-за того, что не могу видеть перед собой этого человека.

У меня была одна приятельница (мы до сих пор поддерживаем с ней отношения), милейшая, добрейшая женщина. Мы садились играть за стол. Трудно передать, что с ней происходило, когда она играла. Во-первых, она начинала подозревать, что мы все играем на одну руку против неё. Причём мы знали друг друга уже много лет, обмана просто не могло быть. В игре она не принадлежала себе, это была совершенно другая женщина — жадная, отвратительная, склочная. Мы бросали карты, прерывали игру, расходились, потом мирились и снова продолжали играть. Кстати, она очень прилично играла. И всегда выигрывала! Это был небольшой выигрыш, который ни в коей мере не покрывал её расходов на угощение: она готовила мясо, покупала много всяких дорогих напитков — и вместе с тем во время игры просто умирала из-за какой-нибудь ерунды, всех подозревала, обвиняла».

При всей своей азартности Аркадий Арканов ценил в игроке, особенно в партнёре, прежде всего уравновешенность и проистекающее из неё человеческое «везение», приводя в пример своего соавтора и партнёра по бильярду — Григория Горина.

Шаламов, Варлам Тихонович

(1907–1982) русский писатель, сказавший о себе: «Я состою из осколков, на которые раздробила меня „Колымская лагерная республика“», лучший новеллист ГУЛАГа, не картёжник, но свидетель и живописатель карточной игры, преимущественно игры уголовников в лагерях и тюрьмах: рассказы «Жульническая кровь» и «На представку».

В последнем «Севочка, знаменитый знаток терца, штосса и буры — трёх классических карточных игр» российской тюрьмы — играет с вором Наумовым. В конце игры дотла проигравшийся Наумов проигрывает Севочке «на представку» свитер, который снимает с находящегося в той же камере Гаркунова (инженера), предварительно убив того руками своего «шестёрки» — дневального, что вызывает негодование «знатока Севочки»: «Не могли, что ли, без этого!». Шаламов честно пересказывает произошедшее на его глазах, не особенно вдаваясь в содержание и смысл блатных понятий, акцентируя внимание читателя на дикости тюремной жизни и бесчеловечности блатной этики.

Сам Шаламов пишет в последней книге воспоминаний («Четвёртая Вологда») о годах своей ранней юности:

«В нашей семье не играли в лото — любимое препровождение времени чиновничьими вечерами, кроме преферанса. Но карты были запрещены отцом. Поэтому… не умею я прикупить втёмную, как, впрочем, и в светлую. Способности мои не сумели развиться».

Шаламов упоминает о преферансе и прикупе не случайно, в той же книге он приводит точнейшую картину жизни русской провинции в 20-х годах — жизни, без преферанса не мыслимой:

«К нам переехала небольшая семья из Ленинграда и прожила у нас около двух лет. Мать и дочь, её муж — командир Красной Армии Краснопольский.