писали и пишут о том, что надо срочно сокращать административно-командный аппарат, в частности партийный. Вот мне и подумалось в Ливнах: а почему бы не взять да и не сократить в Орловской области 15 районов? А это ведь значит — райкомов, райисполкомов, райсобесов, РАПО и т. д. Сколько же высвободится начальствующих, но бездельно начальствующих людей? Вот и будет истинная перестройка!

Неужели кто-нибудь сможет доказать, что на Орловщине — и это касается всех без исключения российских областей — по горло нужны 23 мелких, случайных района, а не 8 исторических «уездов» — со своими обычаями, традициями и даже говорами, характерами? Я их перечислю (наши исторические уездные города): Ливны, Болхов, Мценск, Малоархангельск, Дёжкин, Севск, Дмитровск, Кромы. Да ведь это и есть исконная Русь! Глубинная, корневая... Какие райцентры возникнут!

По моему убеждению, вот это могло бы стать началом по-настоящему серьезной перестройки в России. Потому что здесь я вижу истинный отказ от административно-командной системы, от административно-командных методов руководства. Создание сильных и в чем-то независимых райцентров, которые смогут многое сами, самостоятельно решать — это путь к демократизации жизни, а в дальнейшем и к возрождению Отечества.

О технической интеллигенции

Жизнь наша ныне крайне политизирована. Это называют плюрализмом мнений. Кстати, слово-то какое отвратительное, а кроме того: почему опять иностранное, с темным смыслом? Есть ведь русские — различие, множественность.

Думаю, вы заметили, сколько с перестройкой набросали в русский язык иностранных неудобопроизносимых и неясных слов — и все из английского языка. Например: презентация (представление чего-то, кого-то); менеджмент, менеджер (управление; управитель, управляющий); толерантность (терпение, терпимость); спонсор (попечитель — слово-то какое по-русски красивое, благородное!) ; гувернаментальный (правительственный); эксклюзивный (исключительный); вариативность — еще недавно проще говаривали: вариант. И т. д.

Были времена, при Петре I, когда онемечивали русский язык; в конце XVIII и начале XIX века офранцуживали; а вот теперь — англизируют, а также американизируют родную речь. Ладно, преодолеем и это!

Но будем помнить, что делается это не случайно, а с умыслом, прежде всего средствами массовой информации, особенно леворадикального направления, теми, кто без придыхания не может произнести вслух такое имя, как А‑А-Америка...

Кроме того, в засорении русского языка англицизмами повинны и нынешние партийные идеологи, впрочем, как и их предшественники. Им кажется, что от этого мы сделаемся умнее и интернациональнее. По-другому я объяснить не могу. Хотя, конечно, «тайные мысли» верхов для нас, обыкновенных людей, неведомы; для таких, как мы, «тайны верхов» открываются очень не скоро, как правило, при жизни новых поколений. Пример тому — нынешнее разоблачение Сталина и его окружения, по-моему, ставшее уже не только неприличным, но и антигосударственным. И удивляет, почему нынешние верхи не догадываются, что подобные разоблачения рождают ассоциации... Впрочем, нам в самом деле неведомы «тайные мысли» тех, кто на вершинах власти.

Так вот, об иностранщине, об этой словесной шелухе, которая становится новой терминологией. Хотим мы того или нет, но новые термины отражают умонастроения, которые первенствуют в определенной социальной среде, прежде всего в крупных городах, на крупных производствах. Охвачена ими в довольно заметной части техническая интеллигенция, ставшая серьезной силой в сверхиндустриализированной Центральной России, да и в некоторых других регионах.

В общем-то, это старая российская болезнь — преклонение перед заграницей, перед Западом. Ее первая эпидемия случилась при Петре I. А называется она западничеством. Правда, по нынешним временам ее следует именовать, пожалуй, космополитизмом. Разъяснения по этому поводу — по космополитизму (новому, а не тому «безродному», с которым в СССР боролись в конце 40‑х годов), по планетарному мышлению, по всемирному гражданству — не раз давал самый популярный ныне журнал «Огонек».

Мне лично не очень хочется разбирать подмену понятий, скажем, «всемирного братства» на «всемирное гражданство» или «нового мышления» на «планетарное мышление», то есть разбираться в том, каков он, нынешний космополит: все это от лукавого. Больше меня интересовало в поездке то, в ком эта «новая идеология» находит опору, из кого черпает силы?

Так вот, в определенной и заметной части технической интеллигенции (гуманитарная в нынешней русской Провинции прямо-таки незначительна по сравнению с технарями) наклон в сторону западничества ощущается сильно. Почему? В самом деле — почему?!

Тут надо дать пояснения. Когда говорилось о деревне и райцентрах (естественно, с болью за их нынешнее положение), то даже не возникал гоголевский вопрос о любви к России. Это выглядит само собой разумеющимся. Как в знаменитой английской пословице, которую непременно произнесет каждый англичанин: «Плохо или хорошо, но это — моя страна!» То есть моя земля, земля моих предков. И этим все сказано. Точнее: без своей страны я как англичанин просто не существую.

Кстати, патриотизм исключительно велик и в Америке. Наших туристов всегда поражает тот факт, что чуть ли не на каждом доме в США постоянно вывешен звездно-полосатый флаг; и повсюду — на майках и пакетах, в разнообразных значках, наклейках декларируется любовь к тому месту, где данный американец родился или живет. Безотносительно профессии, возраста и положения в обществе. Они любят Америку. Для них она — «превыше всего». Так же, как англичане, для которых Британия — «превыше всего».

Это следует знать и помнить! Космополитизм в англоговорящем мире не имеет под собой почвы, не пользуется никаким влиянием.

Русофобия, то есть нелюбовь к России и русским, — вполне естественна для тех же англичан и американцев, как, скажем, на Британских островах равнозначно присутствуют и германофобия, франкофобия. Но специфичность русофобии в том, что она.поражает самих русских в собственной стране, и это наблюдается не только ныне, в «эпоху перестройки и гласности», но бывало и в другие исторические периоды. Подобное невозможно представить на тех же Британских островах — англофобию у англичан, то есть нелюбовь к самим себе; германофобию в Германии, франкофобию во Франции, американофобию в Америке и т. д.

А у нас не народ, нет, не русский народ не любил свою родину, свою землю, свои обычаи, традиции, могилы предков — кто же тогда? Отвечаю: власти предержащие и интеллигенция. В царской России те, кто «жадною толпой» стоял у трона, в подавляющей массе были космополитами. Но мне хотелось бы подчеркнуть, и это для меня важнее (и печальнее), что и русская революционная интеллигенция, ненавидя крепостнические порядки, черту оседлости, неграмотность, малокультурье (в городском, господском понимании) крестьянства, обязательно и непременно переносила свою ненависть на саму Россию. И все это ныне повторяется — опять техническое отставание, экономическое неблагополучие; и опять нелюбовь