– Красотка – начало. Она всего лишь ушла первой.

– Я так и думал, – сказал некромант.

В голосе Талела звучало неприятное удовлетворение. Поднявшись, он начал ходить по шатру, от стены к стене. Колыхались щеки, похожие на собачьи брыли. Дергался уголок рта. На подбородок стекла струйка липкой слюны. Амброз ждал. Он понимал: Талел Черный размышляет. То, что у другого сошло бы за признаки слабоумия, у жреца Сета являлось признаком глубочайшей сосредоточенности. Учеников Талел себе выбирал таких же: рыхлое брюхо, плечи-подушки. Все они обличьем походили на Черного, как сыновья на отца. Тощий доходяга выбирался из Талеловой науки гороподобным хряком. Болтали, что это позволяет Талелу всю жизнь держать учеников на коротком поводке, требуя услуг, и призывать их к себе в башню после смерти. В подвалах якобы имелся тайный ледник, где мертвецы терпеливо ждали, когда мастер спустится к ним и одарит приказом.

– Однажды я принес Красотке гемму, – Талел заговорил в такт шагам, раскачиваясь из стороны в сторону. – Яшмовую гемму из пирамиды Мер-не-Хет. Инес не взяла с меня платы за настройку. Взамен она сделала копию с рисунка, вырезанного на яшме. Эти холмы с глазами… Она их обожала. Говорила, что любой камень на земле – волшебен. Алмаз, гранит; без разницы. Что если Ушедшие куда-то и ушли, так в камни. Когда мы это поймем, мы станем ровней им. А если не поймем, они вернутся. Какой смысл оставлять землю недоумкам?

– Ты это к чему? – Амброз приподнялся на локте.

Некромант встал, как вкопанный.

– Мор, – пробормотал он. – Ты сказал: мор.

– Да. И что?

– А вдруг это они возвращаются?

Их прервал трубный звук рога. Возвращаются, содрогнулся Амброз. Из камня. Из рубинов и кварца, ракушечника и яшмы, базальта и сапфира. Горные утесы, скалы на морском берегу, булыжник мостовой, щебень копей, пещеры Шаннурана, стены башен и дворцов – камень, где бы он ни был, чем бы ни притворялся, распахивает запертые от начала времен двери, и Ушедшие идут гнать нас, жалких подражателей. Возвращаются и трубят в рог?

Я схожу с ума, подумал он.

Рог требовал. Взвивался к серому, утомленному небу, срывался на хрип; набирал воздух и вновь шел на взлет. Спросонья могло показаться: грядет второй поединок в Круге Запрета, и рог возвещает его начало.

– Кого тут демоны полощут? На кол трубачей!

Кричали из шатра легкомысленной сине-белой расцветки, стоявшего ближе других к барьеру. Ни дать ни взять, обиталище морского волка, пьяницы и сквернослова. Словно в подтверждение этой догадки, ткань шатра пошла волнами, парусом в поисках ветра хлопнул входной полог – и наружу, протирая заспанные глаза, выбрался Тобиас Иноходец.

«Сон украли, – читалось на его лице. – Ну, хоть погляжу на сволочей…»

На ходу заправляя в шальвары исподнюю рубаху, Иноходец резво ковылял к барьеру крови. За ним на влажной земле оставались две цепочки следов: справа – отпечатки каблука, слева – глубокие ямки от деревяшки. Дно ямок по центру выпячивалось руной «лаф», вестницей беды. Иноходца мучил утренний кашель. Он давился, перхал, сплевывал комки липкой мокроты. Остановился калека в десяти шагах от барьера; зыркнул из-под козырька ладони. Связки дощечек взгляд его, кипящий от злости, сперва заставил качаться с тревожным шелестом, а там и обратил в дымку, какая на зорьке плывет над дремотным озером.

– Ишь ты! – буркнул Тобиас. – Аж пупы рвут…

За горами вставал рассвет. Первые лучи солнца залили желтой, пенной слюной клыки скал. Нахлобучив снеговые шапки, вершины искрились серебром. В небе кружилась стая воронья: дым над пожарищем. По белой целине, от тракта к башне Красотки, тянулась широкая полоса, похожая на борозду от великанского плуга. Наст был без жалости взломан и взрыт копытами, превращен в хрусткое крошево. Шестеро всадников на взмыленных, грызущих удила конях ждали по ту сторону барьера. К счастью, у гонцов сохранилась толика благоразумия. Они гарцевали, поднимая коней на дыбы, один, надрываясь, трубил в рог, но никто не спешил преодолеть хлипкую на вид преграду. Маски на лицах, тусклый блеск кирас, плащи гвардейцев. Кони прядали ушами, громко ржали; животные чуяли опасность, исходящую от барьера, и им не терпелось поскорее убраться отсюда.

Трубач спешился, удерживая сразу двух коней.

– Кто такие? Зачем явились?

Колченогий маг знал: снаружи преграда застит взоры. Толком разглядеть, кто к ним обращается, гвардейцы не могут. Но даже сгинь барьер, и окажись Тобиас полностью на виду – тон его не изменился бы ни на йоту. До конца наследования здесь – территория конклава, и плевать, на чьих землях она расположилась.

– Именем короля! Вазака Изнанку сюда!

Тобиас ухмыльнулся, на миг пожалев, что гвардейцы его не видят.

– Кому это понадобился мой добрый брат Вазак?

– Приказ его величества!

– Да ну! И что гласит приказ?

– Доставить Вазака во дворец! Немедленно!

– Надеюсь, его там четвертуют? Удавят тетивой?

– Захлопни пасть, болван! Где Вазак?

– Спит. Велите разбудить пинками?

С удовольствием слушая брань трубача, калека заковылял к жилищу тер-тесетского некроманта. По пути он старался запомнить кое-что из ругательств. Все-таки гвардия есть гвардия… Долго идти не пришлось. Рог и зычный бас гонца разбудили весь лагерь. От дальнего шатра, лилового с черными разводами, к барьеру уже спешил Вазак, на ходу пытаясь всунуть руки в рукава каракулевой шубы. Толстяку мешала лохматая шапка, которую он не успел надеть на голову, и теперь норовил зажать между плечом и подбородком. Шапка упала; тяжело отдуваясь, Вазак наклонился за ней, а когда разогнулся – перед ним, словно пробившись стеблем из-под земли, стоял Амброз Держидерево, в робе на голое тело.

– Брат Вазак! – заорал Тобиас издалека. Видя растерянность некроманта, он решил прийти бедняге на выручку. – Тебя зовут во дворец! Обещались не четвертовать! Ты как, идешь?

Вазак икнул.

– Сказать им, чтоб убирались? Не беспокоили тебя по пустякам?

– Во дворец? – Амброз по-прежнему загораживал некроманту дорогу. – Ни свет, ни заря? Что ты забыл во дворце, друг мой?

– Н-ничего, – толстяк боролся с икотой, и проигрывал. – Я…

– Почему зовут тебя, а не меня?

– Я…

Вызов во дворец свалился на Вазака, как снег на голову. А тут еще и гнев Амброза, уверенного, что некромант тайком подсидел королевского мага, в надежде занять тепленькое местечко. Для Вазака, не отличавшегося храбростью, это было слишком. Вертя головой в поисках поддержки, он увидел смеющегося Талела – и понял, что отступать некуда. Потерять лицо в присутствии учителя? Зная любовь Черного к чужим слабостям, это было страшнее Амброзовых обид.

– Откуда мне знать?! – рявкнул Вазак. – Хочешь, иди вместо меня!