Откуда он знает, ужаснулся Амброз. Коричное масло. Полынь, сандал, росный ладан. Слишком сладко для мужчины; впрочем, полынь… Инес говорила, что ей нравится. Делала мне подарки. Я отказался от этого состава двадцать лет назад. У меня оставалось три склянки, я выбросил их в море, со скалы. Откуда он знает?!

– Ты большой затейник, Амброз, – Циклоп погрозил магу пальцем. – В каком борделе тебя научили таким штучкам? Скажу честно, борешься ты отвратительно. С дряхлым старцем – еще ладно, но трущобная крыса измолотила бы тебя, как ячмень на току. Зато в постели ты – боец. Гвардия стоит до последнего! Тебе приятно слышать это?

Его голос, вздрогнул Амброз. Его два голоса. Мне ясно слышен один из-за второго. Так из-под ткани камзола, в прорезях на плечах, коленях и сгибах локтей, хорошо видна дорогая подкладка. Замолчи, мертвая! Твое тело корчилось в промерзшей насквозь могиле; оно корчилось и в Симоновом пламени, пока не стало пеплом. Замолчи, или я поверю, что душа твоя сейчас бьется в корчах, издеваясь надо мной! Хочешь сказать, меня ждет такая же судьба?

– Довольно болтовни! – он собрал всю решимость в кулак. – Мы – взрослые люди…

Циклоп пожал плечами.

– Ты пойдешь со мной доброй волей?

Позади загомонили маги. «Слуги не являются наследуемым имуществом…» – слова Древнего заглушило гудение роя, и все утонуло в общем шуме.

– Изумруд, – сказал Циклоп.

– Что?

– У тебя в жезле изумруд. Забаррский изумруд, чистой воды. Вес – дюжина семян «дерева удачи». Хороший камень, ценный. Давно он у тебя?

– Идем со мной, – повторил Амброз.

Возбуждение давало себя знать. Оно переплавлялось в бешенство: чище слезы младенца, холодней, чем сталь на морозе. Мордой по грязи, решил Амброз. Если он не закроет рот, я протащу его мордой по грязи. Пусть видят, как я ценю наследство Инес.

– Перстни Газаля, – Циклоп играл с кольцом жугала. – Гранат, сапфир, опять сапфир. Морковный турмалин. Три бриллианта. В головном обруче – опал. Восковой опал, тридцать пять семян. Мастер Газаль, каким маслом вы пропитываете камень?

– Оливковым, – крикнул Газаль-руз. – С добавлением меда!

Ситуация, вне сомнений, забавляла Злого Газаля.

– Известняк стен башни, – продолжил Циклоп. Он побледнел, ноздри горбатого носа хищно раздувались. – Гранит облицовки. Ломовой плитняк фундамента. Мрамор – статуи на втором этаже…

Камни, вспомнил Амброз. Ушедшие ушли в камень. Когда мы это поймем, мы станем ровней им. А если не поймем, они вернутся. Клянусь милостью Иштар, этот дурак рехнулся! Он что, надеется вызвать армию? Угрожает мне каменным гневом? Сейчас расколются изумруды и сапфиры, треснет мрамор и гранит, и вокруг безумца сомкнутся полки защитников: существ, от которых остались только легенды, да и те – пустой звук.

О, ужас! Инес, тебе бы понравилось.

– Нефритовое панно в зале для приемов, – Циклоп закрыл глаза, прислушиваясь к невидимому хору. Звук к звуку, тон к тону: далекая гармония целиком заняла внимание сына Черной Вдовы. – В кабинете – малахит, бирюза, оникс. Ваши амулеты, господа. Песчаник и кремень недр, ниже слоя почвы. Бедный пласт угля. Долгая история, к чему все перечислять…

Повязка на его лбу вспыхнула и сгорела.

Тяжелая кованая дверь лязгнула, отрезав Вазака от коридора, насквозь пронизывавшего скальное основание дворца. Ученик Талела привык к подземельям, склепам и усыпальницам, но когда молчуны-гвардейцы подвели его к узкой лестнице, уходившей в недра дворца, Вазака охватила паника. Казематы в толще скал, темницы, пыточные – будь ты трижды магом, есть места, откуда нет возврата! Его сопровождали двое; прочие остались во дворе. С двоими он бы справился – толстяк умел не только поднимать мертвецов, но и укладывать живых. Увы, страх парализовал его волю. Страх – и отчаянная надежда. Чем мог скромный некромант провиниться перед владыкой Тер-Тесета? Водились за ним мелкие грешки, так кто сейчас невинен? Конечно же, его вызвали не на расправу, а для тайного поручения…

Королю понадобились личные услуги?

Сет-Разрушитель, не оставь своей темной милостью!

Гладкие ступени. Спуск во тьму. Скрежет отпираемого замка, лязг решетки. Еще одна лестница. Грубо вырубленный в толще скалы коридор – дорога в ад. Тусклый свет лампад на стенах. Они шли и шли, и страх в душе Вазака начал сменяться жарким волнением, сродни похоти. Здравый смысл, надрываясь, кричал: держись подальше от королевских тайн! Много знаешь, мало живешь! Но Вазак ничего не мог с собой поделать. Любопытство глодало его сердце, а предвкушение чуда, небывалого даже для мага, наполняло рот слюной, густой и приторной.

Вазак поминутно сглатывал, чтоб не захлебнуться.

Впереди возникла еще одна дверь – родная сестра первой. Возле нее ждал гвардеец, заметно старше конвоиров Вазака. Против ожидания, дверь оказалась не заперта, и даже приоткрыта. На плитах лежала полоска охристого света; чудилось, на камень, истертый подошвами, плеснули яичным желтком. Рука старого гвардейца, закованная в латную перчатку, потянула створку на себя. Вазака без церемоний втолкнули внутрь. После темного коридора свет факелов показался ему хуже пытки. Толстяк зажмурился – и часто-часто заморгал, пытаясь восстановить зрение. Ноздри его трепетали, ловя знакомый душок. В смолистом чаде факелов, в ароматах благовоний и бальзамических трав ясней ясного звучала сладковатая нотка тления. Утерев слезы, Вазак сумел рассмотреть помещение целиком. Камера, вырубленная в толще базальта, имела двадцать шагов в длину, дюжину в ширину, и около восьми локтей в высоту. В дальнем конце, на возвышении из зернистого гранита, стоял саркофаг с откинутой крышкой. Рядом, положив руку на край постамента, ждал мальчишка в легком доспехе.

Меч, подумал Вазак. Кинжал за поясом.

Ненавижу острую сталь.

Лицо ребенка было по-взрослому сосредоточенным. Смутно знакомое лицо – такие занозой торчат в памяти, не даваясь к опознанию. Но Вазака больше интересовал не мальчишка, а труп, лежащий в саркофаге. Некромант подался вперед, привстав на цыпочки. Сомнений, если они и были, не осталось. На багряном атласе, в белых одеждах, с руками, сложенными на рукояти меча, покоился Ринальдо III, король Тер-Тесета. Стены камеры дрогнули, завертелись в безумном хороводе. Пол качнулся под ногами. Вазак едва успел нащупать ладонью какую-то опору, чтоб не упасть.

– Боишься трупов, колдун?

Хрипя, Вазак откашлялся. Он вспомнил, где видел мальчишку. Год назад, во время парадного выезда Ринальдо – тогда еще принц! – взял с собой сына. Альберт? Отныне – Альберт V, если Вазаку не изменяет память.

– Я не боюсь трупов, ваше величество, – с неуклюжей поспешностью толстяк опустился на колени перед юным королем. – Это трупы боятся меня.

– Встань, колдун. Чего же ты боишься?

Вставал Вазак долго, с усилием. Жирное тело, раскисшее от скачки и пережитого страха, слушалось плохо. Поднявшись, он низко поклонился королю: