Прежде всего Егор убил хакера Васю. То есть не убил физически, а подставил — после того как Вася справился с простеньким вирусом, Мельников влез через его домашний комп в сервер Интерпола и прогулялся там не торопясь, как следует наследил, а напоследок украл какой-то жутко засекреченный файл.

В тот же день Васю арестовали. Конечно, Оловянников вызволил его, но не сразу, а Егор получил преимущество: противник растерян, деморализован и готов к погрузочно-загрузочным работам.

Вдобавок Мельников написал зверский локальный вирус «Miaаu» и направленно ракурочил им не только программку, но и «железо» всех оловянниковских машин. Теперь можно было приступать к личному общению.

Встреча Мельникова и Оловянникова состоялась в мае вблизи Серебряного бора на роскошной трехпалубной яхте. Егор Федорович был любезен и вдумчив, Оловянников — официален и решительно строг. К концу разговора ни от того ни от другого настроя не осталось следа.

Почему Оловянников принял предложение Мельникова приехать и поговорить, он и сам не до конца понимал. Несмотря на успешную компьютерную атаку, Мельников не мог не осознавать, что Оловянников сильнее, потому что на его стороне закон и прочие комплектующие государственной махины.

Разумеется, Оловянников понимал, что его собираются подкупить. Естественно, он был уверен в своей стойкости и внутренне посмеивался, представляя себе, как погаснут победные огоньки в глазах преступника, когда тот услышит категоричный отказ. Оловянников отлично понимал, что убивать его не станут — слишком заметная фигура. А если и убьют… ну что ж, он покроет свое имя золотом славы посмертно. Погибнуть Оловянников не боялся. Может, даже наоборот.

Возможно, полковник был заинтригован. Он впервые столкнулся с такой виртуальной мощью. Может быть, что-то еще влекло его познакомиться с Мельниковым, в этом нелегко разобраться, да и бог с ними, с мотивами, поехал, и все. Предположим, лицо Мельникова на мониторе ви-фона ему понравилось, поди теперь разбери.

Мельников прислал за полковником в условленное место «Роллс-ваген» с темными стеклами и парой качков. Оловянников сел сзади, пристроил поудобней протез и расслабился. Он вез с собой в старенькой папке из крокодиловой кожи несколько документов, используя которые можно было легко получить санкцию прокурора на обыск, арест, проверку всех счетов и дел Королева и Мельникова. Естественно, в папке лежали копии — оригиналы хранились гораздо надежнее.

Выйдя из машины, Оловянников прошел вслед за мельниковскими людьми к небольшому причалу. То, что он увидел, ошеломило его. У причала стояла фантастической красоты моторная яхта экстра-класса с тонированным ветровым стеклом рулевой рубки, лазерным ориентатором, спасательным катером-батискафом, вертолетной площадкой на корме, изящными якорями, а главное — с подвижными солнечными батареями, которые, как крылья насекомых, двигались, улавливая даже малейший намек на солнечный свет. Но самое поразительное не это — на борту яхты крупными буквами было выведено слово «Эльза»…

…Оловянников думал, что больше всего на свете любит парусные яхты, что яхты моторные (в том числе и на солнечных батареях) — удел лентяев и снобов. В тот момент, когда он увидел белоснежное чудо кораблестроения, эту чистейшего снега стрелу, устремленную куда-то в сказочные края, он перестал быть яхтсменом, ему захотелось стать лентяем и снобом.

Впрочем, как человек военный и волевой он быстро сделал себе душевный аборт, беспощадно вытравил зревший плод искушения и ступил сперва на трап, а затем и на палубу. Через полминуты Оловянников был уже в носовой части яхты.

— А вы ловко ориентируетесь на своей будущей шхуне, дорогой Сильвер, насмешливо встретил его Мельников, который выглядел несколько глуповато в темно-синем, под горло, мундире с золотыми погонами и пуговицами, в белых брюках и белой мягкой фуражке с кокардой в виде отлично откормленного кота неопределенной породы. Наряд дополняли белые обтягивающие перчатки и кортик с костяной рукоятью, который без видимых приспособлений держался на правом боку капитана, чуть ниже, чем положено нормальному кортику.

— К чему этот маскарад, господин Мельников? — презрительно скривился гость, пропуская мимо ушей искусительные слова и интонацию капитана. — Шхуна хороша, нет слов. Но не думаете ли вы, что так легко купить Оловянникова? У меня нет и не было такой яхты, поэтому — если и не будет — я ничего не теряю. Подумайте об этом. И впредь называйте меня полковником.

— Как скажете, генерал! — бодро отозвался Егор и, сняв с головы фуражку, ловким жестом швырнул ее за борт. — Не хотите ли выпить?

— Виски.

— И, разумеется, никакой содовой.

— Разумеется. И никакого яда.

— Полноте! Вы мой гость! — картинно обиделся капитан. — Присядем? В ногах правды нет.

— Так кажется, когда их две. Кстати, правды нет и выше.

— Да вы философ-сатирик, батенька.

— Я вам не батенька, молодой человек. И нельзя ли поближе к делам?

Они сели в плетеные кресла у невысокого стеклянного столика; прямо перед ними за голубоватым зеркалом вод простиралась кудрявая зелень бора и белые высотные дома — торчащие из травы грибы-дождевики; чуть в стороне алели паруса старого жилого комплекса, похожего на дворцы из сновидений Лавкрафта или Муркока. Оловянникову показалось, что вот-вот из-за извива реки появится эбеновая галера под багровым парусом, с молчаливыми бледными гребцами в лиловых плащах и направится мимо мраморных ротонд набережной и причудливых поднебесных домов прямо к нему.

Воздух был ароматен и чист, пахло сиренью и медом, пели пичужки, вдалеке смеялись дети и играла совсем летняя, просторная музыка.

— Охотно, полковник, охотно. К делам так к делам. Итак, вы заинтересовались моими экзерсисами и напустили на меня пацана. Я его угробил. Надеюсь, не навсегда. Потом я немного расстроился и решил расстроить вас. А еще потом, уже позже, я вдруг подумал: а не стоит ли нам подружиться с полковником? И вот вы здесь.

— Банальный заход, юноша. Так пытались действовать многие.

— Но не многие знали то, что знаю я.

— И что же вы знаете?

— Одну сказку.

— Только одну? Видимо, у вас было несчастное детство.

— Зато у меня счастливая юность, а с помощью знания этой сказки будет еще волшебная зрелость и завидная старость. Впрочем, как и у вас.

— Моя старость — это мое личное дело.

— Бесспорно. Но это зависит также от того, сколько человек, кроме меня, получит возможность насладиться сказкой, о которой я упомянул. И кто именно ей насладится. Тогда ваша старость, а возможно, и кончина уже не будут вопросом исключительно вашего личного дела и вряд ли все пройдет гладко.

— Послушайте, как вам не надоело играть в эти бирюльки? Я-то думал, вы меня покупать будете, а вы затеяли меня шантажировать. Что ж, любопытно будет послушать.