— Я же не некромант, — отвечал он. — Не ставлю личного клейма на головы тварям, которых вызываю. Ладно. Пусть это останется вашим секретом.

Снежана улыбнулась.

— Никаких секретов, Горкан. Он увидел эттинов, и этого довольно.

Наш собеседник явно не понимал, о чем идет речь.

— Хорошо, я объясню, — согласился я. — Это простая логическая цепочка. Слишком простая, если ее озвучить. Вы хотите, чтобы я это сделал?

— Будьте любезны.

— Хорошо. Для начала, было очевидно, что эттины не просто паслись там, в двух шагах от Кеграмской цитадели, под носом орочьего гарнизона. Их кто-то вызвал.

— Это не надо объяснять, — нетерпеливо бросил Горкан. — Я не дурак.

— Остальное еще проще. Я спросил себя, где вы сели нам на хвост. Предположим, до Ледяной пустыни.

— Тогда бы я напал там.

— Разумеется. Нет лучше места, чтобы нанести внезапный удар.

— Я мог быть увидеть вас на постоялом дворе. Скажем, таинственный враг из прошлого. Только не говорите, что у вас таких нет.

— Полно, — согласился я. — А в будущем еще больше, чем в прошлом. Но это не вариант.

— Почему?

— Я маг льда. Но даже я был измотан, как хлющ, после перехода по Ледяной пустыне. Когда мы вошли на постоялый двор, нас можно было брать, как цыплят перчаткой. Вывод — вы пришли позже.

— А если я не решился? Вокруг было полно народу. Если не был уверен, что хочу прижать вас к ногтю, а когда решился, вы уже исчезли?

— Это невозможно. Я знал, что у нас на хвосте опытный и могущественный маг. Ведь вы создали не вивверну или тифона, а эттинов, причем четверых сразу. Волшебник с вашим опытом — это не скучающая девица, которая не знает, лечь ей в постель с наемником, или поиграть в невинность. Вы точно знаете, чего хотите, и принимаете решение мгновенно. Значит, вы пришли на постоялый двор, когда нас там уже не было. Из этого вытекает, что вы начали преследовать нас в пустыне. Но что вас задержало? Напрашивался ответ — вы были одним из отряда курганника.

— Хорошо, — согласился Горкан. — Но что дальше?

— В Ледяную пустыню никто не ходит просто подышать свежим воздухом. А вы направлялись прямо к кургану. Маг вашего уровня не мог не знать, с каким опасным врагом там встретится. Значит, причина была веская. И уж, конечно, вы не похожи на дешевого грабителя могил.

— Это все?

— Этого хватило. Итак, я искал могущественного мага, который в совершенстве владеет школами иллюзии и призывания, — мага, который исчез в Ледяной пустыне в течение последних пяти лет. Таких оказалось немного…

— Как выбрали меня?

— Стоило мне узнать, что вы знаете Кеграмский форт, как свои шесть пальцев, и пропали, разыскивая череп Всеслава — как все стало на свои места. Я навел справки, с кем вы поддерживали контакты в городе, и мне назвали имя Калеба. Остальное было просто.

Горкан вновь коротко кивнул по-военному, затем встал и, не прощаясь, направился к двери.

— Он солгал, — заметила Снежана. — Не сказал и половины того, что знает. Так, кинул нам немного объедков, чтобы отделаться, а главное скрыл.

— Конечно, — подтвердил я. — Но я и не ждал другого. Это тебе не трусливый алхимик, которого удалось припугнуть шестиколесной дыбой. Он ничего не скажет, если сам не захочет.

— Значит, ты сделаешь так, чтобы он рассказал нам все добровольно? Обманешь его?

— Нет, конечно.

— Почему?

— В этом нет необходимости, Снежа. Он уже рассказал нам все, что было ему известно. Только сам этого не понял. Это как с эттинами — стоит дернуть за конец ниточки, как клубок разворачивается сам… Будешь доедать пирог с рыбой?

8

Горкан улыбался, возвращаясь в свою таверну. Вновь жизнь доказывала старое правило — поражение часто оборачивается победой. Его план, столь тщательно разработанный, внезапно рухнул, — противник оказался слишком умен.

Кто бы мог подумать, что в голове чародея льда окажется столько проницательности? С усмешкой, шаман вспоминал трактат о человеческом теле, написанный египетскими жрецами, который прочел однажды.

Служители пирамид верили, будто человеческий мозг состоит из того же вещества, что и семя. Поэтому, всякий раз вступая в половой акт, мужчина отдает женщине часть своего ума. Тот, кто делает это слишком часто, в конце концов остается безумцем.

Шаман не верил в подобную теорию, — прежде всего, потому, что сам был большим охотником до женщин, и никогда не замечал, чтобы они плохо влияли на его разум.

Горкан думал об этом, поднимаясь по кривой, слегка скрипящей лестнице на второй этаж таверны, где располагались комнаты для постояльцев. А неплохо было бы вновь ощутить жар женского тела.

И правда, в последний раз он был с девушкой много лет назад, еще до того последнего боя, в котором погиб Всеслав Черепокрушитель… Слишком долго.

С внезапным удивлением, он осознал, что эти мысли раньше не приходили к нему. Попав в рабство к курганнику, он перестал нуждаться в еде, сне, тепле.

День за днем он ходил вокруг могилы Ольгерда, безжалостно убивая всех, кто окажется поблизости — людей, гоблинов, орков. Его скимитар разрубал даже мелких зверьков и куропаток, хотя Горкан понимал, что эти твари никак не могут навредить его хозяину.

Так, наверное, выражалась его тяга к свободе — хоть в чем-то он мог отступить от приказов курганника. Только теперь, спустя много часов после освобождения, в нем начали просыпаться обычные человеческие чувства.

Шаман ощутил, что голоден, хочет спать, и безумно нуждается в женщине.

Проклятье, с чего же начать, подумал Горкан. То-то будет смешно, если я усну на потаскушке.

Он раскрыл дверь, и успел сделать несколько шагов, прежде чем понял — в комнате кто-то есть. Сперва волшебник не мог понять, как пропустил столь очевидные признаки чужого присутствия.

Однако вскоре осознал, что простые желания, спавшие в нем много лет благодаря колдовству курганника, вновь пробудились и захлестнули его, заставив обо всем забыть.

— А вот и наш когтистый друг, — раздался негромкий голос.

Горкан шагнул назад, но было поздно. Крепкие руки схватили его с обеих сторон, и усадили на стул.

Вновь он болезненно ощутил свою слабость.

Эх, ну почему небеса не создали его орком? Будь в нем сила отца, пусть ее половина, — он бы без труда раскидал всех тех, кто сейчас глумился над ним. Но нет, он был орком только душой, тело же его оставалось человеческим — жалким, ничтожным, годным только для любовных утех.

Шаман сник. Теперь он явственно ощутил запах разлагающейся плоти. По обе стороны от него стояли живые мертвецы — неупокоенные, как принято называть их, чтобы не обидеть. Как, Перун, можно оскорбить гниющие трупы?